27 августа, в день открытия фестиваля «Букет» пройдет… концерт-посвящение киевскому художнику (но только ли художнику?) Александру Дубовику от киевского композитора Сергея Пилютикова в исполнении ансамбля «Рикошет». Этот концерт сложно назвать просто концертом, скорее перформансом, или мистерией, называется он цитатой из стихотворения  поэта Александра Дубовика  «Босоногие Боги». 

Сергей Пилютиков рассказал Kyiv Daily что же это будет за концерт, и о том, как историк стал композитором и создал ансамбль «Рикошет».

Расскажите о вашем знакомстве с творчеством Александра Дубовика.

― В нашей музыкальной тусовке есть великолепный теоретик  Леся Олейник. Около полугода назад она мне сказала, что есть некий знаменитый художник, который часто посещает филармонические концерты и которому  нравится моя музыка.  Зовут его Александр Дубовик, в этом году он отмечает 90-летний юбилей.  Нас познакомили, мы пообщались. Так возник замысел этого необычного проекта.  Почему он необычный? Да потому что  сам Александр Дубовик личность мега-неординарная.  Оказалось,  он не только выдающийся художник, но столь же выдающийся  мастер слова.  Александр подарил мне свои книги, его стихи и мысли меня сразили наповал.   Вот люди ездят в дальние края за мудростью, за поиском каких-то неведомых «Гуру»,  а зачем?  Все, что нам нужно, всегда находится рядом.  Творчество Александра Дубовика это  вообще своя вселенная.  Его картины полны чувственности и скрытого смысла.    Вот взять хотя бы придуманный художником символ —  Букет, который присутствует почти во всех его работах.  Этот символический Букет  вмещает в себя невероятное количество смыслов: Надежда,  Любовь,  Страсть, Насмешка, Ненависть, Смерть,  Забвение, Прощение — список можно длить до бесконечности…  И та же глубина и многослойность в стихах и мыслях Александра Дубовика. Его книги я перечитывал много раз,  и каждый раз находил какую-то новую грань, новый смысл, новую краску. 

Вот почему я решил поучаствовать в проекте, приуроченном к 90-летию Мастера. Это будет синтезированное действо, которое объединит живопись и слово, музыку  и театральную игру. Такой вот феерический проект,  впрочем, как и сам герой. 

Я правильно понимаю, что это будет и театрализованное представление?

― Да, но только отчасти.  Честно говоря, я даже не знаю, к какому жанру искусства  можно отнести это действо. Для этого проекта был написан специальный сценарий.  Он причудливо объединил  мою авангардную акустическую музыку, с электронной музыкой Татьяны Хорошун.   А сложную видео-графику, трансформирующую  картины Александра Дубовика  с  театральным действом, где актеры «проигрывают» стихи художника. Для постановки проекта  приглашен известный режиссер Олег Липцын. 

И нельзя определить, что главное в этой постановке, ― музыка или какая-то другая составляющая?

― Тут получается такая интересная вещь: мы движемся как бы с двух сторон. Картина и поэзия Александра Дубовика толкают  меня к написанию музыки, а музыка уже сама  решает, какие тексты будут использованы. То есть, мы не пристраиваем поэзию к музыке или музыку к поэзии,  все работает одновременно, как единое целое.  Такое сравнение: снежинки тают на окне, а потом, под действием мороза, начинают  стихийно размножаться, рождая причудливые узоры. Тут такая же ситуация: нота попадает в слово, а слово цепляется за ноту – и идет цепная реакция. Это нельзя назвать театральным представлением, симфоническим сочинением или камерным концертом. Это  общее действо, похожее на нашу жизнь – всё происходит  сразу и всё вместе.

Что скажете о названии этой программы — «Босоногие Боги»?

― Это одно из отображений текстов Дубовика.  «Мы — босоногие боги…» Меня эта строчка поразила. Было реальное попадание в сердце.  Вот как можно так точно и так емко в одной строчке выразить целое мировоззрение?  Александр Дубовик вообще человек потрясающий,  я мало знаю таких людей.  В 90 лет  абсолютно ясный ум,  острое чувство юмора, авангардное мышление и способность на поступки и… хулиганство. Меня это восхищает. Я его как-то спросил: «Какую музыку вы любите?» Он говорит: «Очень разную. Академическую люблю. Но  и рок  с удовольствием слушаю». Я просто чуть со стула упал. Или его неожиданная просьба: «Сережа,  умоляю, только не  делай какой-то партийный панегирик к 90-летию, давай немного похулиганим?». 

Да я и сам человек не очень серьезный, люблю ощущение драйва, куража,  когда ты просто катишься и катишься.  Тут мы совпали. И еще необычное ощущение от Дубовика – он удивительно молодой человек! Мне иногда хотелось похлопать его по плечу и сказать: «Чувак, все сделаем». Его абсолютная свобода очень заряжает.  Поэтому все очень легко писалось. 

Есть ли какие-то законы для композиторов о том, как с помощью музыки объяснять стихи? Как объяснить символизм и сингулярность Дубовика?

― Музыка делится на направления, жанры, стили. А еще есть сюжетная музыка, с историей. Условно, существует герой, который  сражается со злом, заставляя нас переживать, сочувствовать, плакать и так далее. Классическая музыка была построена на сюжете. А потом появились импрессионисты. Сюжетная музыка их бесила,  они захотели выражать настроения, ощущения, состояния. 

Как объяснить разницу между ними?  Вот, например, слово, оно имеет смысловое  значение. Мы говорим: «Хлеб» и четко понимаем — это хлеб. Но есть еще звучание самого слова «Хлеб»,  вне его лексического значения.  В музыке точно также: кроме событий и борьбы, есть еще определенные фонические свойства, которые заставляют человеческое ухо любоваться звуком. Когда сама музыка обладает свойством неопознанности, мистичности.

Я очень много занимаюсь этим, поскольку, кроме академической музыки, 15 лет проработал на телеканале, в кино, и занимался именно тем, что подчеркивал эмоциональное состояние того или  иного видео. Хотя для каждого человека одна и та же  музыка будет звучать по-разному. Ведь у музыки нет однозначности слова,  это дает возможность каждому вложить в нее что-то свое. 

Так и я: реагирую на картины Дубовика, передаю свою реакцию, свое состояние в партитуре. А вы слушаете, и воспринимаете что-то свое. Есть даже слово «музыкопись», по аналогии с «живописью». 

Это, так называемая, «сонорная музыка», которая работает не с историями, мотивами, а с красками. 

«Сережа,  умоляю, только не  делай какой-то партийный панегирик к 90-летию, давай немного похулиганим?»

Как историк стал музыкантом? Что послужило таким отправным моментом?

― Дело в том, что история, которая во все времена претендовала на правдивость,  объективность, к сожалению,  оказалась наукой достаточно субъективной и не очень правдивой.  В Харьковском университете нас учили опираться на первоисточники,  якобы таким образом можно добиться незаангажированности.  Но, оказалось, и первоисточники  вещь ненадежная — старинные рукописи написаны живыми людьми, которые тоже преследовали какую-то цель. Даже Нестор в «Повести временных лет» искажает факты, чтобы возвысить княжескую власть. Что уж говорить о наших днях.  Нас учили советской доктрине всемирной истории, далекой от истины, потом интерпретация истории резко поменялась, и снова те же перегибы, только в противоположную сторону.  

Меня это постепенно стало раздражать.  И я решил для себя проблему кардинально — стал композитором.

Впрочем,  музыкой я занимался с детства. Окончил музыкальную школу, играл в рок-ансамбле, потом увлекся джазом. В одном из харьковских джазовых клубов я и познакомился со своим будущим педагогом, а потом поступил в Консерваторию. Это было удивительное время: тогда  я уже сам преподавал историю в техникуме,  принимал экзамены у студентов,  а в обед перебегал 200 метров, чтобы сдать  свои экзамены в Консерватории.  Было забавно.

Вы нашли в музыке большую искренность, большую определенность?

― Вот именно.  Музыка  не умеет лгать.

Это был сознательный и, в каком-то смысле, «геройский» поступок, поскольку он мне был абсолютно невыгоден в то время.

У меня была  правильная семья,  и родители  отнеслись к моему выбору очень отрицательно. Они уже предвкушали, как их сын сделает карьеру ученого или, на худой конец, политика, а тут…  То есть с их точки зрения я сделал очень неправильный шаг, и очень правильный шаг – с моей точки зрения. Хочу заметить, карьера композитора, особенно в нашей стране, не усеяна розами и денежными знаками.  Своих студентов я всегда предупреждаю: «Единственным оправданием того, что вы стремитесь стать композитором есть только одно – без этого вам невозможно жить.» 

Ваши главные уроки у Александра Щетинского? Чему главному он вас научил?

― Александр Щетинский – уникальная фигура в украинской музыке.  Это один из композиторов-корифеев,  его знания уникальны, а способность к анализу,  свобода мышления, свежесть и необычность суждений просто вызывают восхищение.  Он учил меня два года перед поступлением,  причем занятия были бесплатными,  а ведь они зачастую длились по 6 часов!  А потом еще пять лет Консерватории.  Шаг за шагом  он работал со мной, обучал тем фундаментальным вещам, которые сейчас просто утеряны. Мы изучали такие работы, о которых сейчас студенты и не слышали, например, Таниэля, Гаука.  Я проштудировал огромное количество партитур, написал сотни ученических заданий.  Сейчас так уже не учат – грамотно, требовательно, педантично.

Я с гордостью говорю, что я ученик Щетинского, как в старые добрые времена говорили: «Я ученик Бетховена, я ученик Гайдна (никто не говорил, что я закончил Болонскую консерваторию). Это как некая дзеновская передача светильника из рук в руки. Я мог наблюдать, как человек сам живет, пишет, то есть, он не просто кабинетный теоретик, как кабинетный врач, который не умеет делать операции.  Щетинский сам, его личность – пример, и сама его музыка – пример. 

Мне очень нравится дзеновская притча об ученике, который обиделся на Учителя: «Как же так? Я  ходил за тобой 15 лет, просил – научи меня, а ты так ничему и не научил».  Мастер удивился: « Как не научил? Ты же ел со мной?»  « Ел.» « Чай пил со мной?»  «Пил».  «Молчал со мной?» «Молчал». «Так чего же тебе еще нужно?»

Присутствие человека, который учит тому, как он живет, работает – для меня это было очень важно, помимо технической базы. Щетинский меня, можно сказать,  всем вооружил.

Когда-то я вел мастер класс знаменитого композитора Сильвестрова.  Так вот он проповедовал противоположную идеологию — «разоружения» композиторов. Он говорил о том, что «композиторы сейчас настолько вооружены техникой (компьютерами), что их надо разоружать, чтобы они были наивными и искренними. С одной стороны, эта идея — очень романтическая и красивая, а с другой – видя студентов, которые выходят из консерватории без определенного количества знаний и умений,  так что не могут сориентироваться в реальной музыкальной жизни, и, как итог — через 3 года многие из них вообще забрасывают свое ремесло.  

Главное – не ждать вдохновения, иначе можно прождать всю жизнь.

А что для вас сейчас сочинительство? Рефлексия? Диалог? Что вы в музыке изучаете?

― Я уже больше 35 лет пишу музыку.  Когда меня спрашивают кто такой настоящий композитор, я отвечаю просто: тот, кто зарабатывает  сочинением музыки.  Вот я зарабатываю именно музыкой.  Я работаю каждый день, по 8-10 часов.  И поверьте, труд этот не из легких.  При такой выработке, я вдруг стал замечать, что 50 процентов моего труда – ремесло. Может, оно высококлассное, но это так, и это немного смущает. С другой стороны, когда я «врабатываюсь», я всегда загораюсь. Это очень сильно ощущается потом в музыке.

Неважно это академическая, или киномузыка,  или музыка легкого жанра. Когда ты внутренне откликаешься, ты попадаешь в сферу того, что называется творчеством, куражом и прочее. 

Я не буду сейчас романтизировать и говорить, что я брожу по лесу, смотрю на птиц,  сажусь на пень и на манжете пишу ноты. У меня такого нет, поскольку я, в основном,  пишу музыку на заказ. А вот умение вдохновить себя в четко поставленных рамках – еще один опыт, которому я научился. 

А что вы называете «легким жанром»?

― Помимо академической, классической музыки, я пишу очень много музыки для кино. Когда хочется похулиганить – записываю рок-альбом. А когда  еще больше хочется — могу набросать и рэповский бит. Я просто долгое время возглавлял композиторский цех на телеканале «СТБ». Мы обслуживали рекламные проекты,  большие шоу проекты, создавали песенный репертуар для артистов из Х-фактора. Я считаю — композитору  нужно все уметь. 

Когда меня спрашивают кто такой настоящий композитор, я отвечаю просто – тот, кто зарабатывает  сочинением музыки. 

Вы один из немногих композиторов, которые пишут музыку для инструментов, для которых пишут мало вообще  — для альтов, для контрабасов и так далее. Вы это делаете сознательно?

― Да, это сознательная политика.  Я написал серию академических концертов фактически для всех солирующих инструментов. Почему? Ответ прост – 90% это заказы друзей музыкантов, многие из них сейчас страдают от репертуарного голода. Представьте,  человек с 5 лет играет на скрипке, потом он выходит из Консерватории  и хочет играть новый репертуар. Он же не будет  20 лет играть концерт Бетховена. Ему хочется идти в ногу со временем. А  играть нечего. Поэтому бывают дружеские заказы, на которые я практически всегда откликаюсь. 

Сейчас похвалю себя: я один из тех композиторов, который владеет жанром «концерт для… с оркестром». Я хорошо понимаю, что музыканту надо не только сыграть меня, но и показать себя как солиста. Он живой артист, живой человек, он хочет говорить от своего имени.  Я всегда учитывал такие вещи. Нужно дать возможность музыканту самораскрыться , чтобы он показал все свои технические возможности,  всю свою душу, сердце, да все что угодно. 

Для чего вами был создан «Рикошет»?

― Дело в том, что я из Харькова. Моей супруге предложили работать в Киеве (это было больше 20 лет назад). Мы долго не решались на этот переезд, поскольку все корни в Харькове: и друзья, и родители, и знакомые, я там учился, и жена там училась. В конечном итоге, мы переехали. Вначале было очень сложно – съемная квартира, денежные проблемы.  Я долгое время не мог найти работу, не говоря уже об исполнении своих произведений . Тогда и возникла идея создания  ансамбля современной музыки.  В те годы в Украине людей,  исполняющих современную академическую музыку, практически не было. Чак, Валера Матюхин.  И все. А в одном только Амстердаме  18 ансамблей камерной музыки было. Это позволяло  «свежеиспеченное» сразу играть, знакомить с новой музыкой людей мгновенно.  Вот так мы и создали «Рикошет», ансамбль  открытый всему новому, у которого не было этого консервативного снобизма, который готов  был участвовать во всех фестивалях и прочее. Пришли туда в основном талантливые молодые студенты,  которые очень хотели играть новую музыку.  Уже 22 года мы вместе.  Это настолько круто… Представьте, сколько мы прошли. Студенты уже давно стали мамами, папами, дети в институтах учатся.  Но ансамбль как авангардный флаг: всегда впереди, сразу откликается на любые события. Мы переиграли фактически всех украинских композиторов и сделали целые концерты современной японской музыки, голландской музыки, немецкой музыки, электронной музыки, и так далее. 

И вот сейчас — новый экспериментальный проект « Босоногие боги». Это огромный вызов, огромный азарт и огромное удовольствие для нас. 

Вопрос про кухню и про вдохновение. Как вы пишете? Как это происходит ― вы садитесь за пианино, подбираете аккорды, пишете от руки/не от руки? Ждете ли вдохновения?

―  Долгое время я, как и все, писал от руки.  Пока не придумали технику.  Это было мучительно. Не хочу входить в какие-то технические вещи, но скажу так: помимо создания партитуры для оркестра (как правило, это 50 страниц), каждому оркестранту(100 человек)  нужно переписать партию его инструмента. Условно, если вы – писатель, то вам вначале надо написать книгу от руки. А потом, если вы захотели подарить ее друзьям,  то от руки  переписываете ее  каждому. Так вот. Тогда только партитура писалась полгода, и полгода человек себе выделял на то, чтобы  переписывать партии вручную. В свое время у меня была такая линеечка пластмассовая со скобочками, буковками и точечками. Я ее использовал как трафарет, положу  на нотную бумагу и фломастером кругленькую точечку ставил: «Еще одну нотка», «Еще одна нотка». Это была адская работа. Сейчас я все, конечно, делаю на компьютере. 

Хотя в мире до сих пор существуют композиторы, которые придают рукописному тексту мистический смысл. Допустим, Лахенманн, один из самих авангардных композиторов,  и сейчас пишет вручную, потому что считает, что таким образом он передает свою энергию дирижеру и музыкантам. Я, кстати, встречал в Киеве прекрасного дирижера Глущенко. Он всегда говорил, что для него рукописный текст более значим, чем электронный. Это, наверное, как рукопись, книга и электронный планшет. Есть между ними разница? Конечно, есть. Но поскольку писать приходится много, я уже модернизировался. Но  до сих пор в гараже храню все мои ранние рукописные партитуры – выбросить рука не поднимается. Это что касается писания.

А что касается вдохновения,  есть очень простой прием, который я предлагаю своим ученикам: «Если ты просто  возьмешь какой-то аккорд,  он  тебе покажется скучным и неинтересным. А если ты представишь, что это колокол, который звонит по поводу утраты твоего друга, твой аккорд будет звучать для тебя абсолютно по другому». Это работает очень сильно. Когда у тебя есть «предлагаемые обстоятельства» – тогда все начинает оживать. 

Например, сейчас я работаю над заказом от филармонийского оркестра Николая Дядюры.  Мы сотрудничаем не в первый раз, но в этот раз сочинение должно быть приурочено к годовщине великого украинского композитора Бортнянского.  Долго не мог приступить к работе, никак не оформлялась идея.  А потом переслушал всю музыку Бортнянского, и идея родилась сама собой.  Но каждый раз это происходит по-разному, и сколько усилий надо потратить  никогда не знаешь заранее. Главное – прикладывать эти усилия, пока не получится. 

Вот мои друзья, которые 25 лет назад стояли в курилке Харьковской консерватории, говорили: «Мы скоро сделаем такой проект, который изменит мир». Я сейчас приезжаю к ним читать лекции, а они до сих пор так и стоят в курилке и мечтают: «Давайте уже на следующий год точно  сделаем такой проект, который изменит мир».  К чему я и говорю. Главное – не ждать вдохновения, иначе можно прождать всю жизнь.

Что вы думаете об искренности? Важна ли искренность для композитора?

― Мне кажется,  любой композитор всегда пишет свою музыку искренно. Почему? Потому что вы не можете не написать свой текст, а я не могу не написать свою музыку.  Как говорил Булат Окуджава: «Каждый пишет, что он слышит, каждый слышит, как он дышит». Все что мы делаем, идет изнутри, оно обнаруживает нас,  наши мысли, чувства,  выдает нас с головой, как бы мы не пытались шифроваться, прятаться.  Обмануть просто не получится.  

Сергей, что вы будете слушать на «Букете» обязательно?

― Очень хотел бы послушать Аллу Загайкевич, Вику Полевую и шопеновское польское трио. Но там можно будет не только послушать, но и посмотреть много чего. Настолько живые события,  — все на острие ножа… Сам по себе Фестиваль – уникальный.

Текст: Вика Федорина

Фото: Алина Гармаш

Портрет: Євгенія Стронська

Итак, запомните: 27 августа, 21:00, София Киевская, Bouquet Kyiv Stage.