Накануне дня рождения самого не публичного  художника Александра Животкова Kyiv Daily попросил  художника Матвея Вайсберга написать портрет своего коллеги и друга. 

Мы познакомились в детстве, еще в РХСШ, а подружились позже — то есть мы всегда относились друг к другу с уважением. Подружились мы с Сашей в Крыму, на пленэре. 

Саша — художник  устойчивый, и от того — вневременной. Безусловно, он современный художник, ни у кого из нас не получается отрицать время, но его адресат во времени — протянут на неопределенно долго, потому что Саша работает на века. 

И его творческие материалы последнего времени — огонь, воздух, дерево и камень, —  следствие его подхода. Это его вокабуляр художника-классика.

В Саше есть микеланджеловская черта — он страшный пахарь, ничто не может его остановить на пути в мастерскую. Он — замечательный сын. Он замечательный отец, но итогом его ежедневных странствий является его мастерская, не важно — будний день или праздничный. 

Он похож на свои работы — занятия с пилой сделали его большим, он похож на Иосифа-плотника. 

Его личный творческий жанр, не похожий ни на что другое, устойчивый во всем, отличающиеся от прочего всем, даже весом, сложен во многом, включая  экспонирование. Он рассказывал случай со своим Распятием, деревянной скульптурой — из-за размеров ее спускали из окна с помощью лебедки, когда она проплывала в окнах соседей, человек, живущий этажом ниже, чуть с ума не сошел, увидев.

Я люблю его живописные периоды, все, абсолютно. У меня висит подаренный им натюрморт — он прекрасен. Саша хороший художник,  в любой период своего времени. Титан-затворник.

Много ли у нас художников, работы которых выставлены в Ватикане? Вот — пожалуйста, Животков, и его скульптура «От Рождества Христова». Содружество со Стеллой Беньяминовой, основательницей Stedley Art Foundation, дает ему свободу работать без заказов, с ее стороны это правильное, чистое меценатство, сравнимое с временами Медичи, кто там еще был… Чтобы делать такие вещи, как Саша, художник не должен думать о поденщине. 

Его работы всегда узнаваемы, на них есть, если угодно, его клеймо, как внешнее, так и внутреннее. Он — уникальное явление, его невозможно сравнивать ни с чем и ни с кем. 

В его мастерской приходит на ум время и искусство, Венеция и Бродский, пыль Животкова — древесная, еще какая-то, кажется, он ее культивирует. Пыль там создает ощущение патины. 

Эстетику Животкова можно сравнить с тоннелем, этот тоннель само-собой ведет вперед, Саша в этом тоннеле ведет себя как абсолютный эстет и перфекционист — начищает, отлаживает до состояния, которое ему, наконец, подойдет.