Экскурсий по музею будет две, первая с Леонидом Грабовским, вторая — обычным составом.

Леонид Александрович Грабовский приезжал этой зимой в Киев надолго, и принимал участие сразу в двух презентациях. Книги, ему посвященной. И сборника дисков, антологии киевского авангарда 60-х. Мы пригласили Леонида Александровича в музей — потому, что Грабовский его живой  герой (экспонат),  важны его впечатления. И вот они:

….Это прежде всего поэты, литераторы и художники. Никто из нашей композиторской группы, кроме меня самого,  этих людей близко не знал. Наверное, от того, что я литературоцентрический композитор, есть композиторы, которые больше ориентируются на живопись, например, Сильвестров. Или Крутиков, он сам живописец. 

Я был в довольно тесном контакте и с Дзюбой, и с Драчом, и со Светличным. Мы своим смелым, безоглядным любопытством к новой музыке, — потому что мной двигало безбрежное любопытство: «А что если я так сделаю? А так?», — были им близки. 

У меня была похожая «Спидола»,универсальный радиоприемник, который ловил все эти станции — «Голос Америки», «Свободную Европу»,  «Немецкую волну», на ней был сильный диктор, который говорил таким мясистым голосом: «Говорит радиостанция Немецкая волна. Говорят, это был бывший мясник со Львовского рынка в Киеве, забыл его фамилию. 

Знаю Светлану Кириченко как особенно героическую женщину, я читал о ней, как она выступала на суде, добивалась правды, как держалась на допросах. Тут все герои, я не так давно о ней подобно читал. 

Я встретил Стуса летом 1979 года, он ехал в автобусе в Святошино. А посадили его в сентябре.  

Все 484 выпуска журнала «Сучаснiсть» оцифрованы, их можно читать в интернете. Или скачать, как сделал я.

Надежда Светличная… я  в Америке поселился в пяти кварталах от нее, чтобы быть ближе. 

Бронзовый Василь Стус Довганя. Между прочим, в мастерской Довганя до сих пор сохраняется серия бюстов, скульптурных портретов всех нас образца 1965-1967 годов. И мой портрет тоже. 

На стенде, посвященном последнему Майдану, Грабовский замечает отсутствующую букву «є» на плакате со стихами Симоненко и говорит сотрудникам: «Маленькая ошибка, вот тут надо «вже немає місця для могил». Надо аккуратно дописать».

(Разглядывая фотографии) — «Мы с мой племянницей тоже ходили с бутербродами. Только не в этот Майдан, в 2004 году. Всплеск народного  энтузиазма тогда тоже был огромный».

***

Мы втроем входим в аванзал Музея шестидесятничества, покупаем билеты. Напротив входа — копия витража, посвященного Шевченко («визитная карточка нашего музея», — объяснил нам строгий молодой экскурсовод). Этот витраж должен был украсить красный корпус университета, Алла Горская, Галина Севрук, Людмила Семыкина, Галина Зубченко и Опанас Заливаха создали такое, что на следующее же утро после установки потребовали завесить тканью. «Специальная комиссия, созванная для обсуждения, признала витраж идеологически вредным»,  — произносит заученный текст наш экскурсовод.

Витраж был уничтожен, авторов исключили из «Союза художников», Опанаса Заливаху через год (в 1965-м) посадили.

Рядом висит карта Украины в лицах, буквально — в черно-белых фотографиях шестидесятников «234 портрета расположены в свободной манере, без территориальной принадлежности». И (внимание) эта карта — единственная во всем Музее шестидесятников считает, что Вика Некрасов тоже им был.

Мы проходим в первый зал. Понимаем, что все экспозиции объединены и собраны по смыслу. Наш экскурсовод говорит не останавливаясь, не предполагая диалога. Свои вопросы мы сначала не можем вставить, а потом уже и не хотим. Но в принципе, он очень старается, и (даже)  читает нам отрывки из Павлычко и Симоненко.

Первый стенд — смерть Сталина и  ХХ-й съезд партии — вот студентка  Лидия Гук с искренней и счастливой улыбкой сжигает портрет Сталина.  Далее Юристы Левко Лукьяненко и Иван Кандыба с правом каждого народа на самоопределение.  Клубы творческой молодежи. Комната номер 13 Октябрьского дворца служила помещением для одного из таких клубов, руководил им Лесь Танюк. Шестидесятничество — не синоним диссидентства, сначала это было творческое совершенно легальное и неполитическое движение.

Потом творческая молодежь узнала про Быковню и массовые расстрелы, а на молодежь обратил внимание КГБ.

Сборники шестидесятников (Павлычко* и его «Коли умер кривавий Торквемада, Пішли по всій Іспанії ченці», и их открытые письма, — шестидесятники писали их не адресатам-функционерам, а для того, чтобы общественность (люди, как мы с вами) были в курсе того, что происходит.

Фотография Черновола в образе главы ЦЮК (центрального юбилейного комитета, пародия на Цэка) — Светличному и Горской исполнялось по 35 лет, они решили отметить общий, 70-летний юбилей полагая что до настоящего 70-летия могут не дожить. Председатель выступал с речью: «За новые успехи на пути юбилеев, салютов и фейерверков». В своем ответном слове юбиляры благодарили ЦЮК и лично председателя за то, что их учат, «как жить, для чего жить и куда жить». И давали обязательство — следующий юбилей отметить досрочно, «прожив пять лет за два с половиной года»… Спустя шесть лет Алла Горская будет убита. Иван Светличный вернется из лагерей и ссылок инвалидом.

— Вот на первый взгляд ничем не примечательная сумка, — откашлявшись, продолжает экскурсовод, — ее в заключении сшил основатель нашего музея Мыкола Плахотнюк.

Когда всех арестовывали, Плахотнюка ждала страшная участь: его, абсолютно здорового человека, отправили в психиатрическую лечебницу. Эту сумку он сшил для Надежды Светличной, которая ждала своего отъезда в США.

Плакат, нарисованный Аллой Горской на смерть Симоненко и угол с вещами семьи Светличной: стол, печатная машинка (а все машинки были на учете в КГБ), портативный магнитофон Ивана Светличного, быть может, благодаря ему до нас дошли голоса Стуса и Симоненко. Приемник, который ловил «голоса».

Следующий зал посвящен репрессиям. Политзаключенные, их вещи, лагерная одежда, гербарии — они тут не для украшения. Фотографии Черновола, Плахотнюка, экземпляры журнала «Сучаснiсть». А вот смешная игрушка, эскимос Петька, ее политзаключенный Сергей Ковалев отправил в знак дружбы Евгению Сверстюку в Бурятию. Колючая проволока, которую срезал Василий Овсиенко — из лагеря, в котором убили Василя Стуса.

Далее — копии афиш и плакатов творческих вечеров. Экскурсовод устал от нас и от текста, мы можем рассмотреть плакаты в тишине. И интерьерную комнату «в стиле 60-х», на выходе висят керамические работы Галины Севрук.

В конце постоянной экспозиции — итоги шестидесятничества.

А дальше — небольшая обновляющаяся экспозиция, с чем-то важным вместо резюме: репрессии, сгруппированые по годам, начиная с 1950-х, наглядно — годы, лица.

«Могу предложить посмотреть кабинет Черновола, если интересно,  — говорит нам экскурсовод». Нам интересно.

Для того, чтобы пройти в кабинет политика, нужно пройти по винтовой лестнице, которую музей делит с Малым драматическим театром. По дороге спрашиваю: где умирал Столыпин? Как раз в этом кабинете, — был ответ.

Тут люто холодно, камин, понятное дело, никто не разжигает. В театре рядом идет репетиция.

***

В музее собраны фотографии и личные вещи художников, поэтов, правозащитников — это понятно, тут хранится память о них. Музей шестидесятничества похож на гербарий, вот почему: его коллекция — это письма  и документы  ярких, свободных, думающих, очень красивых людей. При жизни они звучали в полный голос, сейчас в музее тихо.

Свои впечатления от музея мы вышли обсуждать (и отогреваться) в кафе напротив, никого не подписываем в диалоге, мы говорим одновременно, все совпадения верны:

— тут не работают с эмоциями посетителей. Документы собраны, но никак не отрефлексированы,  уроки не усвоены, даже музеем, здесь мог бы быть замечательный музей

— нет драматургии

— тут нет честности, в первую очередь

— Петр Иванович (музей Ивана Гончара) сказал нам: «музей не могила, он должен быть живым»

— а здесь даже и не могила. Вы представляете здесь встречи? А ведь есть живые шестидесятники, с ними можно поговорить

— дело ведь не в деньгах?

— но и в деньгах, наверное, тоже

— самое забавное, шестидесятники боролись против газеты «Известия», для них сделали музей похожий на газету «Известия»

— может, это прошлое навязывает  официоз? Но музей ведь про веселых, живых, невероятно свободных людей

— и их жажду жизни, для меня шестидесятники живые люди, которые хотели нормально жить

— надо найти человека, который этим дышит. Вообще, я начинал бы рассказ со Столыпина!

— в любом деле должен быть человек, который этим горит. Может, нам ничего не стоит писать об музее?

— а может, наоборот, кто-то прочтет и скажет: я хочу (я могу) это рассказать, эмоционально и продуманно, я хочу  спасти историю шестидесятничества от забвения и пыли.

Справка о музее:

Идеологом основания Музея шестидесятничества была участница украинского движения сопротивления Надежда Светличная.  В 1994 году*, во время вручения ей Шевченковской премии Светличная объявила о создании Фонда Музея, и передала в этот фонд свою денежную премию, несколькими днями позже основала инициативную группу по созданию Музея шестидесятничества. В течении следующих лет инициативная группа, в том числе и сама Надежда Светличная, собирала документы и материалы для будущего музея, будущую коллекцию хранили в частных квартирах.

В 1999 году была создана общественная организация «Музей шестидесятников», которую возглавил шестидесятник Николай Плахотнюк, он  был и первым директором музея и хранителем историй, которые скрываются за всеми экспонатами. Музей был открыт через 13 лет, 24 августа 2012 года. Его экспозиция насчитывает 20 000 экспонатов и устроена по принципу тематических блоков: «деятельность Клуба творческой молодежи; эскизы и афиши к запрещенным спектаклям; самиздат (художественные произведения, перепечатки на Западе – «тамиздат» и др.); статьи шестидесятников; материалы судебных дел (времен пребывания в тюрьмах, лагерях, в больницах, в ссылке); фотографии и письма жен политзаключенных; личные вещи художников и музыкантов-шестидесятников. 

Всего это три комнаты, плюс библиотека. Плюс кабинет Черновола наверху.

ФОТО: Павел Мазай

• Время работы:  с 10:00 до 17:30; понедельник – выходной; каждый последний день месяца — санитарный день
• Адрес: ул. Олеся Гончара 33А; Тел.: +380 (44) 234-12-04
• Стоимость: 25 грн, для школьников, студентов и пенсионеров — 10 грн

На эту статью мы получили отзыв, мы благодарим заведующую Музея за этот отзыв, две ошибки (авторство строк Дмитра Павлычко  и год получения Шевченковский премии Надеждой Светличной) мы исправили в статье (и указали, что они исправлены после письма из музея).  По  музеям мы ходим не анонимно, мы – это Виктория Федорина, Александр Журавлев и Павел Мазай. А  вот и сам отзыв, полностью, вместе с названием.

«Доброго дня! Дуже здивовані, що такий привабливий, на перший погляд, сайт не передбачає спілкування з читачами, адже можливість коментувати відсутня? Пропонуємо Вам опублікувати і нашу, альтернативну точку зору. Завідувач Музею шістдесятництва Олена Лодзинська».

Хто коментатор?…

В Музеї шістдесятництва завжди раді відвідувачам. Усім, з різними переконаннями, різних країн і світоглядів. Завжди готові провести екскурсію і до неформального спілкування після неї, хоча, звичайно, цього спілкування ніхто й не нав’язує.

Були раді, і коли представники сайту “In Kyiv” прийшли до нас для ознайомлення з Музеєм, і тоді, коли разом з ними до нас завітав шістдесятник, композитор Леонід Грабовський, тепле спілкування з яким, як і його схвальний запис в нашій книзі відгуків, надовго залишиться в нашій пам’яті. І ось стаття “Что за дверью?” – розповідь про наш музей очима представників сайту.

Але що це? Чому живу українську мову Леоніда Грабовського, збережену ним і на далекій американській еміграції, в статті перекладено на мову країни, яка веде з нами війну на знищення? Чому автори настільки не поважають киян, що пропонують їм свої опуси мовою окупанта? Але, навіть, не це головне.

Вражає взятий з перших рядків критиканський тон. Чому розповідь екскурсовода прокоментована як завчений текст? До речі, кожен екскурсовод до офіційного тексту екскурсії додає власні коментарі й емоційне забарвлення. Може, просто емоції не збіглися? Таке буває, в таких випадках багато що може прояснити особисте спілкування, дискусія. Але ж, не запропонувавши жодного питання, автор статті наголошує на неможливості діалогу…

Про неуважність екскурсантів і їхню необізнаність з українською культурою ХХ століття взагалі свідчать і маса перекручень фактологічного характеру. Так, наприклад, автор статті приписує цитований екскурсоводом вірш Дмитра Павличка “Коли умер кривавий Торквемада” Павлові Тичині; сумку, пошиту засновником Музею, політв’язнем Миколою Плахотнюком у відділенні для примусовців психіатричної лікарні, в якій він відбував строк ув’язнення, названо пошитою на засланні; а в інформаційній довідці про Музей і взагалі написали, що одержання Надією Світличною Шевченківської премії і передача її у фонд майбутнього музею відбулося у 1964 році(!) – замість 1994 року. Скажете, помилки друку? То нащо ж тоді акцентувати увагу на пропущеній букві в надрукованому плакаті з віршами В.Симоненка в куточку експозиції, присвяченому Революції Гідності?

Чи ідеальний наш Музей? Звичайно ж, ні! Хочеться сучасних технічних аудіо- і відео- засобів. Нам катастрофічно не вистачає експозиційних площ, елементарно тісно, щоб гідно представити якщо не всіх, то хоча б більшість діячів українського шістдесятницького руху. Значно могли б бути збільшені експозиційні матеріали про І.Світличного, А.Горську, В.Стуса, могли б знайти своє місце в постійній  експозиції Л.Грабовський, С.Параджанов, В.Нєкрасов і десятки інших, не менш достойних героїв. Тому поки що фотоколаж на вході в музей – карта України з фотографіями діячів. І це зауваження ми готові сприйняти, хоча здивував тон запитання про “Віку Нєкрасова” – адже при всій любові і повазі до Василя Симоненка чи Василя Стуса нікому з нас не прийшло б в голову фамільярно назвати його “Васьком”!

Що ж до пасажу про мертвотну тишу музею і відсутність у ньому шістдесятників, то на момент проведення екскурсії “жива шістдесятниця” була поруч за стінкою – провідний науковий співробітник нашого музею Вікторія Цимбал, в минулому член Клубу творчої молоді, дочка представленої на експозиції актриси Тетяни Цимбал. А в дні виставкових чи книжкових презентацій, дні зустрічей і концертів в нашому залі тісно від наших славних героїв: Олесь Шевченко, Василь Овсієнко, Раїса Руденко, Богдан Горинь, Йосиф Зісельс, Раїса Мороз, Галина Севрук, Микола Горбаль…, а донедавна ще Євген Сверстюк, Лесь Танюк, Галина Кушнір… Та екскурсантів на момент екскурсії це не цікавило! І зовсім вже нечесно приплітати власне суб’єктивне і, вочевидь, вороже сприйняття експозиції до окремого візиту в Музей глибоко шанованого нами композитора-шістдесятника Леоніда Грабовського, чий скульптурний портрет роботи Бориса Довганя в нашій постійній експозиції, він навіть сфотографувався поруч з ним!

Позиція автора статті дещо прояснюється після прочитання “обговорення музейної експозиції”. Розуміння музейної експозиції як відірваного від життя офіціозу, подібного до газети “Известия”, свідчить хіба про те, що наші відвідувачі яскраво українську, державницьку позицію сприймають як щось чуже, нав’язане офіціозом. Ця експозиція створена самими шістдесятниками! І якщо анонімні (?) автори статті її не сприймають, значить вони мають спотворене уявлення про саме явище українського шістдесятництва та й всю нашу боротьбу за українську державність і незалежність мають “глибоко на увазі”!

Чого тільки варта репліка “Вообще, я начинал бы рассказ со Столыпина”! Знову відрижка “єдинонєдєлімського” світогляду? Стаття дуже схожа на замовну, закорінену в “русскій мір”.

Хоч світлини вийшли гарні…

___________________________________________________

*Исправили, первоначально было Тычина.

*Исправили, было 1964.