Концерт оркестра New Era Orchestra завершает каждый фестиваль Bouquet Kyiv Stage. Kyiv Daily встречался с дирижером Татьяной Калиниченко дважды — до концерта — обсудить настроение и планы, и после,  — поговорить о фестивальном Baroque Twist. Это первый разговор. 

Татьяна, расскажите, что будет на  фестивале  Bouquet Kyiv Stage?

— Наш концерт (улыбается).

У вас он как всегда, будет сложный и эпохальный? Ни одного простого у New Era Orchestra (далее — NEO) и не было.

— Нет, эпохальный — это не про меня. Называется он Baroque Twist.

Барокко плюс твист?

— Нет, скорее — барокко с..…

Как коллаж?

— Нет, Baroque Twist — это барокко с чем-то эдаким. Например, будет Вивальди: Recomposed (Recomposed by Max Richter: Vivaldi’s Four Seasons), который написал британец Макс Рихтер. 

Мы сыграли премьеру в Украине первыми. Я очень этим горжусь. В агентстве, где мы арендуем ноты для выступления,  у нас есть карточка постоянного клиента, там написано: «декабрь 2017-го года». 

Тогда эту премьеру слышало небольшое количество людей. А потом сыграть все не было возможности. Я долго думала, как же наконец сделать так, чтобы большее количество зрителей услышало это произведение, оно нереально крутое! 

Там есть и юмор, и нестандартные вещи (которые я обожаю), и их ровно столько, сколько надо. Рихтер очень бережно отнесся к партитуре Вивальди. Каждый напоет вот это — напевает: «Тарам-там-там. Тарам-там», — даже не зная, что это Вивальди, споет в этой матрице. А Рихтер ее чуть-чуть изменил — и мне страшно нравится то, что получилось в результате. И это совпадает с ДНК нашего оркестра. И это удовольствие! 

Как бы вы описали ДНК вашего оркестра?

— Я проанализировала очень много презентаций оркестров — как они о себе пишут. И до сих пор окончательно не могу определиться с тем, как сформулировать это для NEO максимально точно. Мне кажется, если я смогу дать четкое определение, ДНК тут же закончится. Но какая-то важная его часть —уникальное взаимодействие, что-то особенное, что случается внутри оркестра всегда, когда мы собираемся и начинаем работать — оно существует.  Это то, что невозможно разложить на составляющие. Эта связь между музыкантами и мной очень сильно влияет на все, что мы делаем. Благодаря этой связи нам удается преодолевать все — даже то, что кажется непреодолимым (в том числе отсутствие постоянного финансирования). 

Оркестр — это постоянная величина, константа — то, что не может быть одномоментным, точечным. Точечный оркестр — это фестивальный оркестр. Наш оркестр — это какой-то феномен, которому нет аналогов. 

Оркестр создан в 2007 году, то есть нам 13 лет. А на деле —  минимум 130, — это на Западе нормальный отсчет лет, а у нас — по концентрации, по напряжению — день идет за месяц, год за 10 лет. 

И вот это уникальное взаимодействие и моя безграничная любовь ко всему, что мы делаем, к музыкантам, каким-то чудом позволяет нам создавать невероятные вещи. 

Видимо, что-то еще входит в нашу ДНК — умение слушать друг друга. Мы иногда во время репетиций рассаживаемся по кругу и я — всегда часть этого круга. Я не разделяю позицию, что дирижер — это некое божество, которое снисходит к оркестру с высоты своего подиума. Этого я не признаю категорически.

То есть вы не стоите на возвышении вообще?

— Кстати, да. Слава богу, я среднего роста. К подиуму я отношусь очень плохо. Конечно, иногда в нем бывает технологическая необходимость: допустим, концерт для рояля с оркестром и без подиума дирижера просто не будет видно. Но я стараюсь так организовать пространство на сцене так, чтобы было удобно всем — музыкантам комфортно работать, интересно смотреть зрителям.

У вас в оркестре демократия или монархия?

— В зависимости от ситуации. В некоторых вещах я компромиссов не допускаю. Когда же мы репетируем и речь идет о музыке, я всегда за диалог.

Там, где творчество, вы договариваетесь, там, где оргвопросы, есть какие-то вещи, которые нельзя нарушать?

— Нет, это не так. Нельзя разделить оргвопросы и творчество — они взаимосвязаны. Оргвопросы имеют прямое влияние на творчество: если они не  решены, творчество станет невозможным. 

Например, я не понимаю, когда меня обманывают, а я это вижу всегда, не выношу на дух, и это знают все. И я очень плохо переношу, когда музыканту все равно, когда у него нет интереса к тому, что мы делаем. В мире есть миллион других профессий. Если ты не чувствуешь кайфа от музыки, зачем вообще этим заниматься? 

Все музыканты знают: я постоянно и много работаю. Даже если я молчу, и не выхожу на связь какое-то время, значит я чем-то сильно занята. В музыке ты всю жизнь обречен постоянно над собой работать, это основное условие профессии. 

Поэтому сложно ответить, какой у нас вид управления. Я бы сказала, гибкий. Момент давления или отчасти диктаторства с моей стороны может присутствовать только в определенных моментах. 

А во время репетиции немного глупо быть диктатором, учитывая то, какие фантастически одаренные музыканты со мной работают. Дирижер может получить намного больше, если будет слушать и учиться у музыкантов. 

Есть ли у вас в оркестре должность костюмера? Кто отвечает за ваш костюм?

— Оркестр обязательно должен выглядеть стильно: ведь мы выходим на сцену, нас видят люди и внешний вид музыкантов должен соответствовать духу и энергии того, что мы делаем. Я работала с несколькими известными украинскими дизайнерами — концертные костюмы для меня создавали Лиля Литковская, Елена Буренина, Федор Возианов. Стилист Ольга Ипатова, большой друг нашего оркестра, постоянно работает с нами, подает новые идеи. Катерина Супрун, музыкант и менеджер проектов New Era Orchestra, основатель Danapris string quartet, отлично разбирается в модных трендах и тоже активно участвует в выборе костюмов для оркестра.

Мы хотим тщательно выстроить образ оркестра, расставить цветовые акценты. Многие оркестры мира работают над этим – индустрия моды давно подружилась с академической музыкой, например Вивьен Вествуд создала костюмы для музыкантов Wiener Philharmoniker. Так что нам есть к чему стремиться.

А что такое сегодня «быть дирижером оркестра»?

— Быть  дирижером — это кайф. Надо все время учиться.

Все время учиться трудно?

— Нет, если ты это любишь. Учиться не сложно, сложно соединять какое-то нереальное количество задач одновременно. Когда я наконец добираюсь до репетиции, то, с одной стороны, я безмерно счастлива, а с другой — к этому моменту обычно я измотана оргмоментами, которые отнимают время, которое можно было бы потратить на придумывание чего-то интересного. 

Мне будет легче ответить на этот вопрос, когда у нас наконец-то появится директор оркестра — продюсер, единомышленник, который сможет взять на себя эту часть…

Вопросов.

— На самом деле я вникаю всегда во все детали, я в курсе всего, что происходит. Мне очень интересен даже мелкие, незначительные, казалось бы, вещи, потому что именно они могут повлиять на исход всего дела. 

Но есть области, в которых меня не может заменить никто. У меня есть дар — придумывать новое и интересное. Слава богу, он мне дан, и в нужный момент включается по требованию, — у тебя два дня, и за это время нужно придумать все. Бывает и наоборот –нужное решение ищешь годами. Например, над проектом Ukrainian Seasons я думала 12 лет, пока не нашла нужное решение. А Tamacun Rodrigo y Gabriela я только услышала — и  сразу поняла, что мы сделаем версию для трех маримб и оркестра и включим в финал нашего концерта с Кристофом Зитценом.

Что вы считаете главным определяющим качеством для дирижера, не важно — дирижера-женщины или дирижера-мужчины?

— Не соглашусь с такой формулировкой. Нет чего-то одного. Это комплексная специальность. Невозможно выделить что-то одно, учитывая сколько всего одновременно делает дирижер. Как называется вид спорта, когда сначала стреляют, потом прыгают?

Многоборье?

— Если спортсмен не сделает что-то одно из списка, все — медаль не получит. Но и это плохое сравнение. Мне когда-то показали статью об исследованиях сложности профессий, дирижер — самая сложная профессия в мире. А я была уверена, что самая сложная профессия в мире — космонавт. 

У вас есть какой-нибудь образец — прекрасный дирижер как эталон?

— Для меня  эталон — те дирижеры, которые создали свой коллектив и смогли его вывести вместе с собой на какие-то топ-позиции. В наших условиях это практически невыполнимая задача. Но быть может поэтому, это интересно.

Я понимаю, что дирижеру — харизматичному, одаренному, обаятельному, намного легче сделать карьеру, продвигая исключительно себя.  Я — как герой известного фильма: со мной всегда минимум 30 человек и в процессе переговоров для меня важно продвигать не только себя, но и оркестр тоже.

Давайте представим: у вас есть директор, который занимается вверенной ему хозяйственной частью, маркетолог, стилист. Вы можете заниматься только творчеством. Все в порядке с репетиционной базой. Что вы сделаете сначала?

— Обычно к этому моменту (когда все это есть) ты просто продолжаешь работать так же, как и раньше. Не существует такого понятия: «А теперь я пойду получать «Грэмми». Или — «А после этого я наконец запишу тот диск, о котором мечтала». Как правило, когда появляется хотя бы часть из перечисленного, ты входишь на другой уровень, не замечая, что все уже произошло, потому что ты занят чем-то следующем. И только спустя время ты оглянешься и поймешь: «Мы перешли на другой уровень». 

Мы играем  в другой лиге.

— Да. И, наверное, мы не будем использовать слово «подвиг», потому что оно у нас какое-то слишком каждодневное. Все, кто здесь живет, каждый день совершают подвиги. Подвиг у нас — как кофе выпить, зубы почистить. 

Когда ты совершаешь рывок, переход на новую орбиту, у тебя не будет времени это заметить. 

Но я надеюсь, что у меня будет больше времени для того, чтобы получать удовольствие от того, что я люблю – от музыки, от творчества. Когда я вынуждена заниматься счетами и документами, — меня это страшно раздражает. Я знаю, как формируются инвойсы – но я не хочу этого знать! Но для того, чтобы делать то, что я хочу, иногда приходится делать работу, которую я делать умею, но не люблю. Так вот я надеюсь, что когда у нас появится директор, я смогу заниматься менеджментом меньше, а творчеством — больше.

Текст: Вика Федорина