У каждой порядочной семьи есть альбом фотографий. Точно так же с порядочными городами. 

Довоенные фотографы, любители и профессионалы, портретисты и бродячие моменталисты, оставили нам на долгую память чёрно-белые образы Czernowitz: карапузов на руках у бонн, румынского короля Фердинанда I, мотоциклистов на улице Шолом-Алейхема за минуту до начала гонок, еврейских детей перед отправкой в летний лагерь, креп-жоржетовых щеголих с квадратными сумочками-кошельками и щеголей в мешковатых гольфах из твида, Ольги Кобылянской с украинскими хористами в вышиванках, участников международного конгресса антропологов, оркестра автобусного парка, двухместных пролёток с кучером в фуражке и поднимающимся верхом, конькобежцев и зимнего катка на Театральной площади (бывшей Фишпляц, после — Елизаветпляц, а в румынские времена площади имени писателя Василе Александри), первых беженцев из Польши, первой свастики над входом в университетский корпус, трудоустроенных евреев с мётлами на улицах.

Московский поэт Борис Пастернак в стихотворении «Гроза моментальная навек» сравнивает грозу с фотографом. Она, гроза, фотографирует и тотчас проявляет плёнку в ливне.

После грозы остаются драматичные снимки и свежий запах озона.

Когда-то черновицкая поэтесса Роза Ауслендер назвала Черновцы «Eine versunkene Stadt. Eine versunkene Welt» («затонувший город, затонувший мир»). Она была права, но едва ли она думала, что жизнь под водой без аквалангов и скафандров тоже возможна. Да, жизнь, а не выживание. Среди черновицких амфибий второй половины минувшего века я бы в первую голову отметил фотографов Вячеслава Тарновецкого (1945-2002), Бориса Савельева (род. 1947 г.) и Сергея Лопатюка (1955-1996). Они вели подводную съёмку в нестандартных условиях. 

Дело в том, что из-за преломления световых лучей все предметы, находящиеся в воде, кажутся ближе, чем на самом деле. Вода рассеивает свет куда интенсивней, чем это делает воздух. К тому же съёмке мешают гумусовые вещества, глинистые частицы, свободноплавающая ряска, водные мхи, дрейфующие планктоны. Всё это напрямую сказывается на контрасте и резкости. Причём, на глубине нескольких метров красный цвет блёкнет, а жёлтый линяет. Преломление световых лучей радикально изменяет пространственную глубину и смещает визуальное местонахождение подводных предметов относительно надводных.

В подводной экосистеме у каждого из трёх фотографов своя среда обитания (биотоп). Городские дворы Тарновецкого заполнены до краёв вялыми летними бликами. Рынок пуст, и из крана в тишине громко капает вода. Земноводные дети карабкаются по дереву вверх к поверхности водоёма в надежде совершить побег из реки забвения. Влюблённые на берегу моря вдыхают мокроту друг друга: без влаги их жабры могут лопнуть. Мальчик теряет сознание в двух метрах от спасительной воды. Дощатый паркан предлагает свои услуги в качестве плота. Сухогруз режет воду на ломти и лоскуты.

Биотоп Савельева даёт представление о том, как выглядел бы мир, переживший падение нейтронной глубинной бомбы: по городу движутся аквариумы на колёсах с пассажирами-утопленниками, свет и тени подмигивают друг другу, сапожник тачает ласты, матрос обнимает русалку, девочка прижимает к груди котов перед тем как утопить их, как бы демонстрируя мысль естествоиспытателя В.И.Вернадского о том, что все живые организмы связаны дыханием.

Фотограф Сергей Лопатюк, доцент кафедры электронных вычислительных машин, умер в возрасте 40 лет от туберкулёза костей. Вклад Лопатюка в ландшафтоведение и экологию черновицкого дна и его окрестностей очевиден (см. сохнущие простыни, которые никогда не высохнут за неимением воздуха; дети во дворе-колодце без видов на земное будущее; старики, способные курить под водой; мужчина с усами сома, ведущий донный образ жизни; старикашка «метр с кепкой», сжимающий в кармане коробок отсыревших спичек; одинокий рукомойник, потерявший работу; улица Руська, заселённая мальками-невидимками.

Мы привыкли к тому, что люди на фотографиях улыбаются или смеются. Но тем, кто живёт под водой, улыбаться трудно. Водные твари не улыбаются. Ныряльщики в масках не хохочут. Есть ли место таким существам в семейных фотоальбомах? Время не покажет. Но вот в фотоколлекциях антропоморфных видов и подвидов им цены нет.

Семейный фотоальбом предвоенных Черновцов соотносится с черновицкими фотографиями семидесятых-восьмидесятых годов ХХ столетия, как в латинской грамматике плюсквамперфект (plusquamperfectum) с прошедшим временем. Всё – в прошлом, и у прошлого свои градации. Но есть ещё одно отличие у двух альбомов. У первого из них — историческая ценность. У второго – антропологическая и художественная. Фотографов не принято называть гениями. Фотография завоевала статус искусства сравнительно недавно. Но по причудливым законам топоса и хроноса гений возвращается в то же место, хотя в другое время и в другом обличье. Сначала в Czernowitz пришли поэты. Спустя полвека—фотографы. В конце концов они встретились на одном меридиане.

PS. О московском фотографе А. Слюсареве (1944-2010), примкнувшем к черновицким коллегам, гидрологу писать не с руки. Лучше всего о его фотографиях могли бы написать геометры и геодезисты, знающие толк в делении фигур, конических сечениях, теории зеркал и типах пространства.

Игорь Померанцев, Прага. 2016 г.

ФОТО: Лондон. 1997. A. Tyagny-Ryadno