6 ноября в Киевской опере пройдет премьера «Дон Жуана», в декабре начнется проект «Украинский триптих», в обоих примет участие бас Андрей Гонюков. В «Дон Жуане» он будет петь партию Лепорелло. В «Триптихе» — монолог для баса «Чернец» Михаила  Вериковского. 

Андрей Гонюков пел Варлаама в «Борисе Годунове» в Королевской опере и в Королевском Альберт холле (дирижер Антонио Паппано). На Глайндборнском фестивале выступал в роли Командора («Дон Жуан»), на сцене Национальной оперы Амстердама (Сурин в «Пиковой даме», дирижер Марис Янсонс, режиссер-постановщик Стефан Херхайм. Выступал на Зальцбургском фестивале — Старый каторжник в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, в сентябре 2019-го Гонюков — Командор в «Дон Жуане» на сцене театра Колон в Ла-Корунье. 

Лепорелло в опере «Дон Жуан» обычно изображают нелепым — чересчур гротескным, маленьким, толстым, и, что хуже всего — глупым. А он — живой, симпатичный, смешной. Возможно, Лепорелло был обедневшим представителем буржуазии и предпочел работать. Он не только достаточно грамотен, чтобы уметь читать и писать, но знает мелодии из популярных опер того времени, и их названия. Главная интрига премьеры: какого Лепорелло мы увидим 6 ноября в Киевской опере?

Андрей, вы киевлянин?

— Нет.

У вас музыкальная семья?

— Нет, я из семьи шахтеров.

Никто в семье не играл на музыкальных инструментах и не пел?

— В семьях всегда пели раньше — когда не было всех этих развлечений — телевизора и всего остального. Дома, конечно, пели, но профессионально — никто никогда.

Как же вы стали петь?

— Это долгий рассказ. Я никогда не думал, что буду петь. Если бы мне в юности сказали, что я буду оперным певцом, я бы удивился, не поверил и послал бы сказавшего куда-нибудь подальше. Я собирался стать священником. Учился в киевских духовных школах. Нес послушание в одном из монастырей на Троещине. Там меня услышали, и сказали: «Тебе надо идти прослушаться ко Льву Николаевичу Венедиктову». Лев Николаевич меня послушал и сказал: «Надо поступать».

Вы были уже взрослым?

— Да, 2001-й год, мне было больше двадцати.

Не самый прямой «путь  в музыку».

— Абсолютно, с учетом того, что сначала я пел первым тенором. На прослушивании в Консерватории мне сказали: «Вы не тенор. Вы — бас».

Вот это да! Это повлияло на мировоззрение певца не-тенора?

— У профессиональных певцов это — абсолютно другое мировоззрение. Поскольку я был далек от этого дела, существенной разницы для меня не было: ну… бас.

О вас и об известности. Вам тесно в Украине?

— В Украине всегда тесно потому, что нет работы. Тут достаточно много басов. Безусловно, хотелось бы больше проектов, больше театра, больше возможностей для самореализации. К сожалению, пока не будет принят закон «О меценатах», наша культура и наша культурная жизнь будут выживать. А насколько я известен на мировой арене —  не знаю. Сложно о себе так говорить. Как говорит оперная певица Мария Гулегина: «Я широко известный в узких кругах».

Анатолий Кочерга успел записать несколько альбомов, поработать с хорошим режиссером. Он смог стать известным басом.

— Будем откровенны: когда Кочерга выходил на мировую арену, певцов было меньше. Сейчас в эту профессию просто ломятся.

И это стало модной-модной сектой. Оперные певцы популярнее, чем One Direction. Вы собирались стать священником, вам трудно было петь некоторые басовые партии? Многие басы (в смысле их роли) — редкие  мерзавцы.

— Ну почему? В основном  басы — чьи-то папы, дедушки, дядюшки. В роли носителей основного зла они выступают достаточно редко (вспомним «Мефистофеля» Бойто и «Мефистофеля» Гуно). А так… басы — нормальные персонажи. Мне очень нравится такая поговорка: людям не нравится «Мастер и Маргарита», потому что зло там — не дьявол, зло там — люди. Даже Мефистофеля можно в чем-то оправдать. Сам Мефистофель у того же Гуно — ничего плохого не сделал. Мефистофель подталкивал, но выбор человек делал сам.

Согласна. Давайте поиграет в блиц-вопросы. Что вы выберете — прозу или поэзию?

— Если хорошее — и то, и другой.

Кошки или собаки?

— Собаки.

Вагнер или Верди?

— Ни один из них. Пуччини, Шостакович, может быть. И Мусоргский.

А Моцарт?

— У Моцарта очень интересная музыка, но у нас, к сожалению, не умеют его петь (не учат его петь). Поэтому для нас он кажется чем-то архисложным.

Я еще вернусь к Моцарту. Шут или злодей?

— Злодей.

Бог или убийца?

— Бог.

Моцарт — как основная тема нашего разговора. Все ждут премьеру «Дон Жуана». Расскажите, что это будет?

— Это будет концертное или полу-концертное исполнение оперы. Скорее всего, это будет исполнятся с «Киевскими солистами». 

Хорошая компания.

— Да, очень хорошая. Сегодня стало известно о том, что Тарас Борисович Штонда будет петь Командора. И мы с Андреем Бондаренко будем… блистать.

Расскажите о своем Лепорелло.

— Он честный и наивный. Доверчивый. Я бы сравнил его с Санчо Панса Жюля Массне. Лепорелло идет на поводу у Дон Жуана, понимая, что собой представляет Дон Жуан. Когда его достают какие-то выходки его господина, он не боится сказать ему это в лицо. Но, как ни печально  это будет звучать, бабло побеждает зло, — Лепорелло из-за денег остается со своим хозяином. И в конце концов для него все заканчивается не очень хорошо.

И так и не становится самостоятельным  героем.

— Да. Короля делает свита. Сам по себе, без него Дон Жуан — ничто.

Вы будете петь по-итальянски?

— Да.

А как вы относитесь к тому, что итальянские оперы в этом театре, звучат по-украински?

— Мы неоднократно это обсуждали и с коллегами, и с дирекцией. Я не вижу ничего плохого в том, что оперы звучат на украинском языке. Главное, чтобы был качественный, высоко литературный перевод. Когда в Национальной опере в советское время при Щербицком была тотальная украинизация и все шло на украинском, но — в переводе Рыльского. А когда переводы, мягко говоря, не очень качественны, — это  очень сложно вокально. Это ведь не просто набор букв, слов, звуков, а должна звучать какая-то общая концепция. Плюс нужно понимать, что такое вокальный украинский язык. Звучащая речь — это одно. Другое дело, когда идет вокализация: если это скопированная музыка, то просто меняется смысл, слово звучит — и получается аббревиатура.

Что вы предпочтете — камерный концерт или оперу?

— Оперу.

Камерный концерт — этот спутник нашей карантинной жизни. Как вы (певец) переживали карантин?

— Как и все, тяжело. Во-первых, ты понимаешь, что твоя профессия никому не нужна.

Нужна, конечно.

— Она нужна, но… Когда мы столкнулись с локдауном, появилась мысль о получении какой-то другой профессии. Немцы говорят: «Пение — это хобби. Если ты можешь зарабатывать на этом, если ты супер, ты профессиональный человек. Если пение для тебя — общее развитие, то ты можешь заниматься оперой, камерной музыкой, но при этом должен иметь другую работу. И в случае таких локдаунов сможешь зарабатывать на жизнь».

Но у вас есть такая возможность — свернуть в другую деятельность?

— Один мой коллега (тоже бас, в прошлом дьякон) рассказал: «Когда все закрылось, я начал подумывать о том, чтобы вернуться в церковь». Ему ответили: «Нет, нет, нет, спасибо! У нас своим нечем платить». Да, отчасти мы, певцы — наркоманы. Мы подпитываемся от энергии зала. Когда мы выходим на сцену и зажигаются огни рампы, софиты, в зале сидят люди с горящими, живыми глазами — в период карантина было ужасно тяжело без всего этого. Да, мы можем что-то учить, читать, развиваться, но очень не хватает магии сцены.

Андрей Бондаренко записал на карантине серию камерных концертов.

— Андрей Бондаренко от чистого сердца любит камерную музыку. И педагог приучил его к этому. Возможно, я пока не дорос до камерной музыки. Камерная музыка — это как живопись: если ты можешь нарисовать красивую картину — пиши. Если ты можешь что-то рассказать в камерной музыке — тогда да, — делай это. Если нет, не надо за это  браться.

Мусоргский (которого вы назвали раньше) и его «Песни и пляски смерти» — это камерная музыка?

— Нет, это не камерная музыка. Не всякая музыка исполняемая под фортепиано — камерная. В принципе это — полноценное четырехчастное произведение. Если бы Модест Петрович написал цикл так, как он хотел, из двенадцати произведений, то было бы так прекрасно. Но он ограничился только этими песнями.

Они есть в вашем репертуаре?

— Да, я пел их с Владимиром Федоровичем Сиренко, и пару раз в сопровождении рояля.

А как вы относитесь к музыке — не оперной —  фольклору, джазу?

— Хорошего джаза сейчас нет. То что звучит под видом джаза  — я как джаз не воспринимаю. Фольклор —  исчезающий вид искусства — его надо хранить, беречь, выводить на второй круг жизни. Он исчезает — мы перестаем петь дома. Исчезает народная музыка, ведь сейчас по селам практически не поют. Я помню еще те времена, когда по вечерам — звучали гармошки, балалайки, пение звучало и без гармошек, акапельно. Я недавно слушал — компания людей — моего возраста или чуть моложе — сидела ночью на лавочке и пела украинские народные песни. Что им крикнули из окна? — Правильно. Что они напились. А они — трезвые. Просто собрались, и пели. К сожалению, у нас сейчас этого ничего не осталось.

Вы переживали провалы? Они меняют певца?

— В моей жизни был один провал — на заре серьезной оперной работы. Когда ты уходишь в минус, очень сложно начать самому себе верить. Верить в то, что ты сможешь вернуться в плюс. Здесь важно то, кто находится рядом с тобой. Личная (и внутренняя закулисная) жизнь — очень сильно помогает выбраться даже из самой глубокой ямы.

Практически всем оперным певцам задают эти два вопроса: курят ли они и какой у них рост?

— Я люблю шутить на эту тему: копченое мясо дольше хранится. Рост у меня — 192, если я не ошибаюсь.

Скажите, в каком театре, кроме это, вам нравится петь? Где вы хотели бы спеть?

— Я бы с удовольствием вернулся на сцену Королевской оперы. Я очень люблю зал Глайндборнского фестиваля. Это очень красивый театр, частный театр в поместье — просто волшебный. Понятно, что все мы хотим спеть на сценах «Метрополитен», «Ла Скала», в Лос-Анджелесской опере.

А с каким режиссером вы хотели бы поработать и в какой постановке?

— Я бы очень хотел поработать с Черняковым. К сожалению, из-за коронавируса у нас отменилась постановка; это должна была быть «Снегурочка» Римского-Корсакова. Мне импонирует то, что я вижу в его спектаклях.

Я бы очень хотела посмотреть эту «Снегурочку».

— Спектакль скорее всего, есть в сети.

Как думаете, в украинском литературном каноне есть фигура, похожая на Лепорелло?

— Не знаю.

Я тоже об этом подумаю.

Текст: Вика Федорина

• «Дон Жуан» — 6 ноября, в 19:00
• Киевская опера — КМАТОБ, ул. Межигорская, 2