Недавно я получила письмо, которое начиналось так: «Меня зовут Стас Бобрицкий, я представляю коллектив импровизационной музыки Brainhack Musicbox Trio. Я видел, что  KyivDaily писал почти обо всех знакомых музыкантах, которые занимаются импровизационной либо экспериментальной музыкой…»

Во вложении была ссылка на новый альбом группы под названием  Brownarium, я слушала, потом гуглила «Стас Бобрицкий — нестандартные и нелинейные интерфейсы, human touch в электронике; клавишник, мастер модульных синтезаторов, участник джазкор-группы Cthulhu Rise, автор модулярного прог-джаз-нойз проекта Brainhack Musicbox, периодический гость концертов «Хаммерман знищує віруси», поверьте  это лучший текст из повторяющихся. Я прочитала про «Брови Папы», плюс строку-анонс: Стас Борбрицкий, клавиши, Алик Фантаев, ударные, снова слушала. А потом  ответила на письмо. Потому что Brownie, домовые из шотландского фольклора — штука притягательная.

Поскольку новый релиз  — это пограничная территория — объединение, синтез, попробуйте  разложить его на составляющие, просто чуть более подробно. 

Там, где не указано дополнительно, отвечает Стас Бобрицкий: В данном случае, это синтез нескольких во многом противоположных традиций — классический фри-джаз (поздний Колтрейн, Дон Черри, Альберт Эйлер), ранние электронные композиторы (Штокхаузен, Ксенакис, Оливерос) и современные гитарные шумовики (Отомо Йошихиде, Кейдзи Хайно, Торстон Мур). Которые во многом продолжают то, что начали фри-джаз альбомы 60-х — но с большим акцентом на саунд-дизайн: весь сюжет происходит внутри звука.

Еще один очевидный элемент — дрон-традиция медленной эволюции звуковых масс, как у Фила Ниблока, дрон-проекта Sunn O или импровизационного нойз-джаза Mount Fuji Doomjazz Corporation. Все перечисленное отличается методами и саундом, но мы взяли для себя сам принцип построения акустической картины как многослойного спектрального коллажа, внутри которого что-то плывет.

Менее очевидные влияния — например, Sun Ra Arkestra, эталон свободной коллективной импровизации с психоделическим уклоном, хотя на слух это совсем другая музыка. 

Павел Лисовский неоднократно говорил, что на его игру повлиял Мэтс Густаффсон — особенно то, как он на саксофоне играет фактически панк, избегая надоевших джазовых пассажей.

Что вам самим нравится в музыке — между интересно слушать и сложно слушать (но нравится)?

— Обычно если нравится — то слушать легко. Если слушать не легко, то именно потому что не интересно. Для меня категория «Сложно слушать, но нравится» — это в состоянии усталости: например, я понимаю, что мне нравится, но только не после работы. 

Лично мне интересно, когда в музыке много информации. Когда ее мало — мне такое слушать сложно, не за что зацепиться, я засыпаю. Есть множество музыки, которая красиво записана с модным современным саундом — а с точки зрения самого контента, там ничего не происходит, и ты знаешь, что будет дальше. По этой же причине мне не подходит большинство современной электронной музыки: включаешь первые 30 секунд — и уже знаешь, что будет в конце. 

Конечно, много информации не всегда хорошо. Известный пример — британский дуэт Autechre, который прошел всю эволюцию: очень ранние альбомы — максимально предсказуемый квадратно-гнездовой бит. Несколько альбомов середины 90-х – есть неочевидные решения, ломаные ритмы и неожиданные звуки. Начало 2000-х — уход в структуры, неотличимые от полной рандомизации настолько, что шутникам удавалось убедительно подделать эту музыку, выдав за новый релиз культового проекта. Перемудрить так, чтобы тебя перестали понимать — в любом искусстве очень легко.

Но это все слишком субъективно и временно: что сегодня скучно, завтра может иметь другой смысл. То, чем мы сейчас занимаемся, я лет 15 назад вообще не считал музыкой. Развитие это или деградация — смотря с какой стороны расположить точку отсчета. 

Павел Лисовский: Эмбиент и дрон не являются моими любимыми жанрами. Мне гораздо ближе раннее творчество Ника Кейва и Игги Поп. Но всегда интересно узнавать что-то новое, соединять неоднородные элементы и наблюдать за тем что получится. Участие в Brainhakmusicbox для меня это, во-первых, прекрасная практика, играть что-то отличное от того, чем ты занимаешься большую часть времени полезно для профилактики болезни Альцгеймера и для расшатывания ментальных стереотипов, аппликатурной инерции и прочих косных старческих профдеформаций. Во-вторых, это расширение кругозора. Стас регулярно подбрасывает мне раритетные CD с импровизационной и нойз музыкой (благодаря этому я стал супердрайвером и могу разруливать непростые дорожные ситуации в состоянии полной дезориентации). В-третьих, это отличное общение, мы все любим черный брутальный юмор и, кроме узкого круга друзей, общаться нам по большому счету и не с кем. Да, и главное – играть такую музыку, это ни что иное как медитативная практика. Не ограниченная нравственными или теологическими концепциями. И эта практика отлично работает.

Что вы читаете, смотрите (в смысле —где думаете)? Перефразирую — что движет вами в музыке, служит источником вдохновения?

— Мы все пропускаем через себя большое количество информации, и сложно выделить что-то одно – определенно абсурд, сатира и черный юмор являются фильтром.

Я периодически читаю что-то музыкальное и околотехническое, и это иногда наводит на полезные мысли. В том числе возвращаюсь к уже прочитанной классике – такой как Microsound Куртиса Роудса. Формально это книга о гранулярном синтезе (создании новых звуков из микрочастиц старых), но попутно излагается половина истории экспериментальной музыки — это немного прочищает мозги. Жаль только, нет времени и сил реализовать все, что там написано.

Еще один вечный хит, который можно перечитывать бесконечно — это Thom Holmes – Electronic and Experimental Music: Technology, Music, and Culture: детальная история вопроса, где не только перечисляются ключевые авторы, но и объясняются технологии.

Но «вдохновляет» — возможно, не совсем то слово. Негативные стимулы не меньше влияют на результат, а может и больше. Ничто так не вдохновляет, как звук перфоратора в 8 утра, как аудиотерроризм на улицах, если вышел без наушников. Окружающая реальность бывает тупее и беспощаднее, чем любой вообразимый фикшн. Наша музыка – прежде всего реализм, и только потом уже параллельные реальности. 

Антон Болденко: Зараз у мене в плеєрі: Dar es Salaam Jazz Band, мароканці The Master musicians of Jajouka, румунський блек метал Negura bunget, Shiva feshareki, Earth, Scorn, Thurston Moore, Mark Ribot & Ceramic dog, The Stooges, Sleaford Mods, Viagra boys, а також не змінюю ямайцям Skatalites, King tubby, Congos, etc.

Мене надихає навколишній простір, природній світ з усім його різноманіттям звуків — від співів щурок і глухарів до грюкоту трамваїв та чавкаючої сніжно-коричневої маси під ногами. 

Релиз отличный, но я попрошу вас коротко представиться. О вас, Стас самая внятная информация копипастится всюду, и в общем-то она доброжелательная, но… недостаточная и безликая.

— Да, я не большой фанат говорить о себе сам, мне всегда казалось, что о музыкантах должна говорить музыка, а все остальное – незначительные детали. С другой стороны, какой-то минимальный контекст все же нужен.

Вкратце — родился, учился, играл на клавишах, поначалу ничего интересного – пока в 2007 не ступил на скользкую дорожку сложных видов джаза и не открыл для себя авант-прог и явление rock-in-opposition. Тогда я примкнул к новой группе, которая планировала играть крепкий классический трэш-метал – но постепенно склонил всех на  сторону ломаных ритмов и заковыристых мелодий. Так появилась джаз-метал группа Cthulhu Rise, которая заняла 10 лет наших жизней (2007-2017), оставила 3 релиза и полное непонимание публики: слишком жесткий звук для любителей джаза, слишком нетипичный материал для фанатов тяжелых жанров (и главное как это возможно играть по памяти без нот). Единицы поняли, что мы хотели сказать – спасибо им.

С 2014 года я начал все больше смотреть в сторону аналоговых синтезаторов и все меньше в сторону клавиш, особенно джазовых: к тому моменту интересы сместились в сторону саунд-дизайна и контролируемого шума, появился модуляр, и хотелось получить на нем что-то хотя бы отдаленно такое же потустороннее, как на записях Милтона Бэббита, Паулины Оливерос или Мортона Суботника. Но ранняя электроника вся студийная – в 60-х почти не было возможности играть живьем. К тому времени я пробовал выступать в одиночку со стеной синтезаторов – и все это было не то: хотелось меньше громкости, зато больше динамики и деталей. И на эту тему крайне сложно найти себе друзей, потому что у нас практически отсутствует культура слушания на сцене кого-то, кроме себя. Бывает, на словах музыкант может быть весь из себя такой экспериментальный и эрудированный — а при попытках совместной игры он просто валит стену звука, как ребенок, который обнаружил, что батарея и сковорода созданы друг для друга. Поразительно, но до сих пор много людей думает, что свободная импровизация – это когда лапками делают «вот так».

Наконец летом 2016 я в очередной раз искал, кто мог бы составить мне компанию на сцене и при этом ничего не испортить — первым нашелся Паша Лисовский, с которым мы уже пересекались на сцене в составе большой и непостоянной авант-рок тусовки Paranoise Crew. С Антоном Болденко я знаком с еще более незапамятных времен по группе Supremus. 

Так получилось Brainhack Musicbox Trio. Концерт оказался настолько удачным, что его запись двумя годами позже стала нашим первым релизом. Тогда мы поняли, что это трио надо развивать дальше, что у нас получился уникальный звук, и хотя глобально ничего из этого не является новым — у нас никто так не делает.

Сейчас я параллельно играю в панк-джаз группе Le Cru и подыгрываю в дрон-проекте Антона Болденко DID, где все вертится вокруг диджериду.

• Brainhack Musicbox Trio — Стас Бобрицкий (модульний синтезатор), Павел Лисовский (тенор-саксофон), Антон Болденко (альт, диджериду)
• Альбом — Brownarium
• Дата выхода альбома —  2 марта 2021.