Сегодня, 21 марта 2021 года, в День поэзии умер поэт Ефим Ярошевский.
Радиоантология современной русской поэзии в «Тупике» Игоря Померанцева — стихи Ефима Ярошевского, читает сам поэт. Он родился в Одессе в 1935 году. Работал преподавателем русского языка. В советское время был автором самиздата. В последние два десятилетия издал несколько книг прозы и поэзии, в том числе «Провинциальный роман-с», «Поэты пишут в стол», «Королевское лето», «Холодный ветер юга». К восьмидесятилетию Ефима Ярошевского в Одессе вышла книга избранной лирики «Непрошеная речь».
1 ……………......................... Я стою на мели Сухого лимана, По колено в пыли моего романа Я стою там давно и врастаю в сырость, И за эти годы, наверное, вырос. Там стоял в носу ковыряющий Шая, городской пейзаж собой освежая. Где играло море в начале века, там нога еврейского человека… 2. …………ностальгия Время дружеских пирушек, коммуналок и прозрений, время тайных заварушек, час незрелых вдохновений. Время пота и работы, время табели о рангах, бремя счастья и заботы, час возврата бумерангов. Время комнатных баталий, время чая и дивана, день, когда отец Гедали посетил отца Ивана. Час, когда библейский мальчик поверял Голгофе совесть, век, где бард, слюнявя пальчик, написал о жизни повесть… 3 ………………… Еврейский портной Кафтан перешит, в глазах першит (читаем «Тору», главу «Берешит»). За окнами душно, цветет самшит, ветер в кустах шебуршит. Кто-то прошлое ворошит, кто-то чью-то судьбу вершит. Что будет с нами, Отец решит. (Звездами свод кишит.) Там по дороге к Богу бежит смуглый и вечный жид. Значит, жизнью не дорожит. (Пулями дом прошит.) Над головою ворон кружит. Кто там доверчиво в люльке лежит — верит и не дрожит? С кем это смуглый ребенок прижит? Тоже, наверное, жид. «Придет Аман и всех порешит — чеченец ты или жид. ………………….. Зима... Воздух белыми нитками шит. Мы снова читаем главу «Берешит» - и что-то в горле першит. 4 ……..................................... ...поэт, бегущий в полночь к мутному бульвару, где плачет пароход без мамы, где туман, где всхлипывает март, где прячется диспансер, худой рентген весны показывает парк, где холодно, где соловей издох, попавший в снегопад... Поэт, свихнувшийся, на ледяной скамейке ждущий лета... 5. …................................................ Не придет, не постучит в окошко тепленький Гиршойхет, не свернется на подушечке уютная Рахиль. И никто во сне не зашуршит, не ойкнет... Домик сносят. Пусто. Пыль. ...Слишком плотен и высок на юге воздух! Сигареты «Прима» на столе. Вымыт подоконник. Ничего не просят целомудренные нищие во сне. 6. ….................................................... Что же мне делать, если над городом старым, цветным и пахучим, летит с прекрасным ртом невеста Шагала? Как мне сберечь это небо с цветком в голове, где зеленая лошадь с глазами младенца выносит свой круп за пределы картины и мочится жарко в еврейскую полночь?.. …………… Сторож в ермолке читает при свете звезды ароматную Тору… Витебский мальчик жадно целует нежные груди Рахили и плачет. Миша Блувштейн, кандидат в мастера, изучает теорию чисел. Ему уже восемь лет… Скоро ему будет семьдесят! 7. ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД Восхитительный запах дерьма и отечества! Где сливочный ампир и классическое барокко, Цветной торт лепных карнизов и ломкий бисквит известняка… дворовые сортиры, дождик на станции Сортировочная, мокрые рельсы и тоска переездов. Там по утрfм над Отрадой встает высокое свежее море, которое пахнет степью и не убитой рыбой! 8. ................................................... А потом пришла весна!.. ………….. Я путешествовал тогда, имея виды На берега Тавриды. Там море, Там в морской воде блестят болиды, Там долго не купаются киприды, Там по ночам летят одни ставриды, и медленно гуляют нереиды… ……. В соседних домиках шьют обувь инвалиды. Там шепчутся веселые наяды И шьют свои наряды. …. Теперь там холодно, сплошных сюрпризов груда… Кругом простуда! 9. ........................................... О, кладбище сих паровозов! где слесарь-ремонтник затих. Горячее солнце в стрекозах… В канистрах играет бензин. Холодное слабое лето Стоит на нетвердых ногах. Уже продаются билеты на осень в стеклянных гробах… 10. ….. Ночь на дворе. Кот на столе. Палеонтологи спят во мгле… Бродят уфологи по спящей земле. Маленькая Лолита спит до поры, влажными цветами весны увита, в сумке замполита… Там, в полумраке, томятся дары, затеваются свадебные пиры. Спит Лолита, сладострастной слюной замполита облита, от гриппа еще не привита. 11. … Эта жизнь построена на песке! достигаю цели гранатой в одном броске, долго летаю над хатой в соседнем леске… А к утру засыпаю опять на ветру. (дай синяк разотру!) ……… Простываю на сквозняке, остываю в одном носке, просыпаюсь в сплошной тоске — у жизни на волоске. 12. ......................... Алеет помидор, синеет слива, и пахнет рыбой море в час отлива. Там обрастает инеем амбар, там партитура оперы, там бар — и крики мусульман: «Аллах Акбар!» … Там брат сестру торопит в час заката (а в комнате нет ни сестры, ни брата!) Там преступленье, призрак, там обман… Там площадь изуродовал туман. Там трапеза, где гордый лист лавровый ложится в лебединый суп багровый... … Там Бэрримор, там баронесса Штраль. Чудак Арбенин. Лермонтов. Мистраль. …………………… 13. Поэту-другу, Валерию Черешне ………………….. Медленно постигаю твои стихи, их принимаю почти внутривенно. Пью эти сумерки... Жизнь сокровенна, дни благодатны, и ночи тихи. Ты ухитрился себя обмакнуть в горечь и нежность, в солонку мира. Не сотворил из мира кумира, но не сумел его обмануть. ………… Ветер невинен, и звезды строги. Не избежать этим летом разлуки. Падают наземь небесные звуки, тайно ложась в основанье строки. Жаль, что не спрашиваешь, что же тут я делаю...? Тешусь дождливой погодой, жадно живу на краю бытия, ем хлеб изгнанья, давясь свободой. ----------- 14. В Европе холодно… ………… В Европе холодно, в Германии темно, Власть… сами понимаете какая. Не выпить ли немножечко токая, не распахнуть ли в сумерки окно? Но если нам все это не дано, то что же данное? Добротное сукно, чтоб сшить себе шинель, подробно не вникая в подробности? Посильное участье принимая в судьбе Акакия Акакьевича, зная, что все закончится печально. Но это все случилось так давно (как, впрочем, и недавно). И понятно, что это навсегда. А поскольку в Европе все же холодно (зима и все такое), оставим метафизику в покое, — не запахнуть ли шубу на изгое, не отворить ли… Пушкину окно? Пусть входит, пусть сидит, пусть пьет вино (на улице и хладно, и темно). 15. Весна 45-го ………….. Просыпаюсь рано поутру: за окном отец мой на ветру. Ждет, когда закончится метель. Переждать бы эту канитель! Поздно... Мутно небо. Ночь мутна. Улица белее полотна. Утро, ночь ли — не видать ни зги. Камни прочно встали, как враги. Черный забинтованный трамвай. Дед роняет хлеба каравай. Папа входит в сумрачный подъезд. За спиной – война, Россия, Брест. Долгая горячая страда, битая незрячая страна. Из развалин тянет тишиной, теплым ветром, гильзами, травой. Позади — беда и лазарет. Впереди — Синай и Назарет. Танки, разогретые весной, лето сорок пятого и зной. Папа — рослый, сильный, молодой — весело справляется с бедой. И, не зная, что сказать весне, мама улыбается во сне...