Колонка Игоря Померанцева ко Дню жертв политических репрессий в Украине.
Их жены. О них вспоминают не часто. Имена их мужей, брошенных за решетку, сосланных в Сибирь, на Алтай, в Среднюю Азию, хотя бы иногда мелькают на страницах мировой прессы, произносятся независимыми радиостанциями. За освобождение их мужей, политзаключенных СССР, борются десятки гуманитарных организаций, сотни отзывчивых людей во всем мире.
Я хочу хотя бы немного рассказать о судьбах жен украинских политзаключенных. Когда-то в одном из своих эссе Евген Сверстюк, тогда ещё литературный критик, а не каторжанин и ссыльный, писал: «Никогда не была она ни царевной, ни принцессой, женщина моей земли». Через три года после написания этих строк жена самого Сверстюка стала женой политзаключенного.
![Их жены](https://kyivdaily.com.ua/wp-content/uploads/2020/05/ih-zheny1.jpg)
Что чувствует жена арестованного? Должно быть, ее первое чувство – отчаяние, горе, одиночество. Дом становится пустым. Потом – допросы. Тебе угрожают, упрашивают, снова угрожают. Эти допросы – только начало. Потом суд. Кордоны милиции, дружинники, люди в штатском. Тебе сообщили о суде лишь за час или за два до судебного заседания. Ты наспех причесываешься, красишь заплаканные глаза – ведь это будет ваше первое свидание за долгие месяцы разлуки. Тебя не пускают в зал, потом пускают: там полно чужих, враждебных лиц, но ты их не замечаешь. Ты смотришь на его скулы, запавшие глаза. Они улыбаются тебе. Разве это не счастье?
После суда, после не укладывающегося в мозгу приговора, — двухчасовое свидание, вы сидите, разделённые стеклянной стеной. Говорить можно только по телефону, вас прослушивают, в любой момент могут прервать. Потом годы одиночества. Редкие письма. Редкие свидания – за семь лет семь суток, проведенных вместе. И все эти годы угрозы, посулы, вновь угрозы. Тебя пытаются скомпрометировать, к тебе пристают, как к Леониде Свитличной, на троллейбусной остановке разбитные мужчины. Тебя фотографируют на берегу Днепра, как Раису Руденко, чтобы потом смонтировать твой снимок с фотографией какого-то красавца и послать фальшивку мужу в лагерь. Тебя силой запирают, как Ольгу Матусевич, в кожно-венерологический диспансер, объявляют больной и сообщают мужу, что жена его – гулящая. За жен не вступится «Эмнести Интернэшнл» – ведь они на свободе. За них не будут просить в Кремле американский сенатор или лидер французской оппозиции.
Я вновь возвращаюсь к эссе Евгена Сверстюка: «Нигде в мировой литературе нет такого трагического образа, который под именем Катерины, Оксаны, Совы, Марины, Наймички, Слепой, Ведьмы, Лилеи – подымается, в конце концов, до символа Святой Богоматери Марии, пережившей самые большие страдания…»
Я назову имена не литературных героинь, а женщин, страдающих и ждущих. Ваше имя, Лёля, ваше, Лиля, Раиса, Вера, Люба, Галина, Надия, Оксана Якивна, Звенислава, твоё, Ольга, твоё, Ирина, и ваши, Светлана и Алла, на кого только-только обрушилось горе. Простите, что не могу перечислить всех.
Игорь Померанцев, 1979