В Киеве есть неглавные, тихие музеи. Никто (кроме туристов и школьников средних классов) понятия не имеет, что в них происходит: не знает-не помнит-со времен школьных экскурсий не заглядывал. Так начинаются все статьи этого музейного цикла. Об Историческом музее невозможно сказать: не главный и забытый. Это титульный, главный музей. Вы помните, что за его дверьми?
Лето, жара, мы встречаемся у входа с историком Георгием Касьяновым и понимаем, что музей откроют для посетителей 25 (мы пришли 23-го) июня. Как и остальные, этот музей не работал в карантин, мы надеялись, что он (как и другие) открыт, с ограничениями и предосторожностями. На сайте Музея информации о датах ремонта и работы (и не-работы)… нет.
Расходиться, так и не заглянув, «что за дверью» — не хотелось. «И все ведь просто — археологические раскопки слева, краеведение — справа. Самое ценное — это диoрама. А все остальное стандартно: черепки, орудия труда… правда Ольгу сделали. Что-то наподобие экспонатов Мадам Тюссо», — говорил Георгий Касьянов, листая список контактов в телефоне.
Цеховое братство даже карантин не в силах отменить: историк Георгий Касьянов позвонил историку (и новому директору Исторического музея) Федору Андрощуку. И мы тихо вошли, поздоровались и прошли к заветной диoраме.
На первом этаже идет косметической ремонт, крыло с диорамой (и Ольгой) не ремонтируют.
— Вот это, — сказал Георгий, указав на нее, — академик Петр Петрович Толочко «делал своими руками» — в том смысле, что сделана она под его руководством.
— Он тогда еще не был академиком, — уточнил директор музея.
— Это один из вечных комментариев Алексея (Толочко), на все попытки назвать его сыном академика, он говорит: «я стал сыном тогда, когда отец еще не был академиком». Диорама делалась в помещении неподалеку (его уже нет) и сын будущего академика ходил туда с папой, ему давали какие-то бракованные слепки как игрушки.
— В этой диораме почти весь музей. Для меня посещение театра, и само ощущение театра — не сам театр, и не спектакль. А макеты сценографа и декорации, — сказал Федор и попрощался с нами.
Дальше рассказывает и показывает Георгий Касьянов.
— Вот София, а мы находимся где-тоздесь (разглядываем сооружения и улицы диорамы), если я правильно понимаю. Так, это город Ярослава, это — Владимира. Это Десятинная, пункт четыре. — Мы, действительно, — в этом пункте.
— Эту диораму я увидел первый раз в 1969 году.
Сколько вам было лет?
— Восемь, второй класс.
Экскурсия?
— (кивает) Долго я не мог её конечно рассматривать. Экскурсия, нужно идти дальше…Это было очень печально, и очень занимательно. Она, кстати, немножко поменялась.
Наверное, её обновляли.
— Да, обновляли. Я совсем не помню кладбища на ней. Это — Подол. А эта река сейчас под землёй, конечно. Потом, много позже мы копали на Подоле — я учился в аспирантуре, и с друзьями археологами проводил каникулы в экспедиции. Наверно, диорама была в голове…
Лучше лего.
— Кстати, да. Для того времени это грандиозный проект. Сделана полусфера: фон, Днепр… Панорама. Ручная работа. Какие-то новые линии появились. Я не помню их — какие-то люди. Что-то мне это напоминает… Брейгеля, его Вавилонскую башню: такой же масштаб.
Из той первой экскурсии запомнилось что-то ещё, кроме диорамы?
— Абсолютно ничего, только диорама. Потом уже, будучи студентом, я пришел сюда. Сразу в эту часть. Это была лёгкая ностальгия.
Слева осталось краеведение, в этом крыле – археология? Или наоборот?
— Этого я не знаю. Федор сказал, что эта часть экспозиции не менялась, в современном периоде что-то поменяли. Я не знаю, где этот современный период. Раньше был наверху. В тот раз, когда я видел «современный период», в нем были только подарки от депутатов: депутатские удостоверения, какие-то ручки и портреты, два, двух президентов, Кравчука и Кучмы. Виртуальная экскурсия на сайте музея тоже особо не впечатляет: Клички, Руслана с дикими танцами, Оранжевая революция, палатка с Майдана…
Ну это же исторический музей.
— Ну да. Вот такая современная история. Собственно, ещё ничего не накопили.
Все исторические музеи работают по этому принципу – «немного краеведения и предметов быта, немного археологии, немного оружия и украшений»?
— Сейчас уже нет. Вариант, который мы здесь видим, уже достаточно архаичен. Но этот музей – наш современник — потому что делался где-то последние лет 50-70. Исторический музей — место, где как бы воспроизводится «реальная история». Этот музей — не такого типа. То есть здесь есть материальная культура, какие-то вещи связаны с духовной культурой (какие-то артефакты или их копии) и все это уложено в определенную хронологию…
У нас — достаточно стандартный подход и интерпретация, «украинский миллениум». Мы в археологической части, она не так выразительна в смысле «национального», это естественно. Если бы мы прошли в Раннее новое время (XVI-XVII в.), которое на сайте названо «ранний модерн» (?) увидели бы все стандартные опорные понятия и символы (сабли, усы, бунчуки…).
В принципе сейчас это — классический вариант Исторического музея эпохи Национализма. Собственно, Бенедикт Андерсон когда-то обратил внимание на то, что исторический музей и был придуман в 19 веке для создания «паспорта нации», наряду с переписью и политической картой.
В этом смысле перед нами «Музей музея», того, как видели историю нации в 19 – первой половине 20 века. Тут все об украинцах. Донациональные времена – это тоже украинцы, которые как-то не догадывались, что они украинцы. Тут и трипольцы будут украинцами. Это магистральная линия. Хотя… (оглядывается) можно пойти поискать что-нибудь про евреев.
Или про ромов.
— Или про немцев. В общем, это исторический стереотип – фокус направлен туда, в давние времена, чтобы показать наши сегодняшние представления о них. Они воспринимаются как История. Все, что ближе к нам, еще ей как бы не стало. Где история на этом Левом берегу? Или хотя бы (снова кивок в сторону диорамы — Левый берег девственно пуст) сразу за стеной города?
Где наши высотки?
— История сейчас ( в смысле высоток на горизонте) выглядит гораздо хуже. Было бы интересно показать рядом с этой диорамой фотографию этого же современного места. Наложить какую-то голограмму. Включаешь – и проступают высотки.
Диджитализация в музее.
— Надеюсь, у Федора получится, что-то будет меняться. Он продвинутый.
А его специализация какая?
— Он археолог. Он скандинавами занимается – теми, кто собственно построил то, что тут называют Киевской Русью. Местные в основном в таких местах сосредотачивались (жест в сторону Подола), а эти ребята – у них корабли там стоят – выбрали хорошее место для того, чтобы контролировать передвижение, торговлю – по лесам в то время в наших местах не сильно попередвигаешься. Да еще в 19 веке то место, где сейчас Печерский мост, носило элегантное имя – Душегубица.
То есть знание и торговля как двигатель прогресса?
— Да, знание географии и топографии. И торговля. Иработорговля, в частности. Ну, у Толочко очень классно написано про начала Древней Руси («Очерки Начальной Руси»). Это просто шедевр! Хорошая книжка!
Это правда.
— Вообще-то по факту мы имеем дело с советской экспозицией, переделанной под национальную историю. Вот диорама – создана в советское время. Только тогда Русь была колыбелью «трех братских народов», а теперь братья разошлись как в море корабли, а колыбель теперь исключительно наша. Правда в музее вы не узнаете, что колыбель тесали разбойники и работорговцы (эта тема сейчас актуальна) с далекого севера.
Если Петр Толочко создавал бы нечто похожее сейчас, как бы это выглядело?
— Ну, если речь идёт о визуальном слепке – так бы, наверно, и выглядело. Может, было бы больше технических возможностей всё это создавать. Тот же 3D-принтер мог бы это всё напечатать в огромном количестве. Тут, в диораме, нет идеологии, разве что указать, что в домонгольский период это был «крупнейший город Европы»
А в целом в музее «советского времени» была идеология?
— Конечно, пожалуй только идеология и была… была роль партии, особенно всё что относится к Октябрьской революции и после нее. Вот картина о восстании в Киеве в 1113 году, написана в советское время – это о классовой борьбе. Можно актуализировать – восстание против тогдашних олигархов… Сейчас идеологии не меньше. С чего бы виртуальная экскурсия в зал Второй мировой войны на сайте музея озвучивалась маршем Организации украинских националистов? А если вы почитаете (желательно вслух) тексты из этой виртуальной экскурсии, у вас уши увянут. Я все это слышал в курсе «История КПСС», только с другими героями…
Здание музея строилось как Школа искусств для одарённых детей. Поэтому много света, поэтому – стеклянный потолок. В каждом классе подразумевались рукомойнички для рук и кисточек.
— Ну да, кровавый советский режим… Никто не заботился об «эстетическом воспитании подрастающего поколения».
Ну кто-то должен был рисовать это немыслимую красоту.
— Вот, пожалуйста, — Їжакевич. Прекрасная работа! «Народные массы идут». Они интересно идут. Куда? В светлое будущее. Вот замечательный художник, который и советской власти послужил, и искусству, и искусству – у него огромное количество картин ан исторические сюжеты. Но посмотрите на его Оранту в Кирилловской церкви, и поймете, что его на самом деле вдохновляло.
Мы уходим от диорамы. Заглядываем в зал по дороге.
— Вот и Ольга.
Співробітник музею: Так, трошки фантастична.
И здесь «поверх» экспозиции идёт выставка?
Співробітник музею: так, це — тимчасова виставка. Вона насправді мала бути демонтована в квітні.
Репрессированные археологи.
Співробітник музею: Це вже третя виставка про репресованих археологів.
— А Макаренко тут є?
Співробітник музею: Матеріали деякі є. В основному у фондах ми збирали. Це наша безкінечна тема.
Мы рассматриваем Ольгу, говорим о коллекции, раскопках и фондах. Рассматриваем альбом с отзывами о музее: «Я люблю украинскую девушку», «Плохая подготовка к миру», «Дякую. Дуже класна екскурсія». «Наш украинский музей супер-пупер, крутезний».
Мы прощаемся и идем к выходу. В холле рояль, ремонт, видим лестничный пролет с инсталляцией Никиты Кадана.
— Это обломки орудий убийства: кусок снаряда града, орудийная гильза. Это всё, видимо, связано с АТО. Це щось з АТО пов’язане?
Співробітник музею: Так, це давня інсталяція. Кадан встиг з тодішнім керівництвом посваритися.
Уже за дверьми музея спрашиваю у Георгия почему обычно работники музея (экскурсоводы) не очень любят людей? Это ведь нам сейчас просто (как в анекдоте) повезло.
— Да, я встречал таких. В принципе во всех музеях это приблизительно одинаковая публика. У нас, как правило, это пенсионеры и люди в определённом физическом и духовном состоянии. Поэтому они не очень приветливы, но если узнать их зарплату, можно понять… Я помню, как в Питере работал в 1982 году организатором экскурсий. Поэтому мне можно было кое-что. В Эрмитаж посетителей начинали пускать в 11, а экскурсии начинались в 9:00. Я проводил экскурсии, и оставался. И потом один гулял. Знаете, как это – ходить в одиночку по пустому Эрмитажу? Это ощущения на все жизнь. Но было и так: я иду, сидят тётеньки-старушки-одуванчики, и громко шипят мне вслед: «А мне бы ещё два часа отдыхать». Сначала я прикидывался иностранцем (не очень удачно). Через какое-то время ко мне привыкли. И я привык. А сейчас я уже бываю в Эрмитаже уже действительно как иностранец. Впрочем, не будем о грустном – Эрмитаж теперь в нашем санкционном списке…
Сейчас музей наконец-то возглавил профессиональный историк. Это вселяет слабую надежду на то, что музей изменится. Парадокс: историк будет музей осовременивать. Нужно только понимать, что директор у нас – это администратор, хозяйственник. Крыша потечет, отопление прорвет, земельку возле музея кто-то захочет – все директору крутиться. Да и с деньгами туго… Помните – Федор сказал – вы первая, кто поздравил с назначением, в основном все выражают сочувствие. Но тут сочувствие можно высказать всей нашей культурной сфере. Впрочем, при желании и с помощью профессионалов можно сделать многое и в нынешней ситуации. Я был бы счастлив, если бы однажды пришел в этот музей, и не узнал его, увидел бы музей XXI века, а не XIX-го.
Текст: Вика Федорина
