Один из самых востребованных скрипачей мира Валерий Соколов на время локдауна остался в Украине. Время от времени он играет в Киеве идеальные, умные камерные концерты, в которых совершенно очевидны и его удивительная техника, и музыкальная тонкость, и щедрость.  Kyiv Daily говорил с Соколовым в перерывах между такими исполнениями. 

Скрипка — это выбор, ответственность и подвиг родителей, или в вашем случае было иначе?

— Скрипкой я занимаюсь с пяти лет, по счастливой случайности — меня выгнали из балетной школы, и на место балета пришла Музыка. 

В класс скрипачей меня взяли последним. А вообще родители хотели образовывать меня с творческим уклоном, и у них это хорошо получилось.

Балет остался в моей памяти как что-то родное, я слежу за тем, что творится в этом мире и собираю записи великих мастеров этого жанра. 

Конвейер: школа-интернат, конкурсы… начался с детства?

— Знакомство с основным педагогом моего детства и юности Сергеем Анатольевичем Евдокимовым — известным на всю страну скрипичным педагогом (учеником  крупнейших профессоров — О.В. Крысы, Б.А. Которовича и Б.Д. Каськива) привело меня, девятилетнего в Харьковскую школу-десятилетку.

С этого момента начался  серьезный этап развития, я стал серьезно работать. Конечно, благодаря усилиям моих родителей, меня постоянно заставляли заниматься. 

О конкурсах речь сначала не шла, но в скором времени и они стали вырисовываться. 

В это же время в Киеве росла целая плеяда прекрасных молодых скрипачей,  существовала некоторая конкуренция между двумя городами — что становилось очевидным на двух серьезных конкурсах скрипачей в 1990-е годы. Конкурс имени Богодара Которовича проходил в зале Харьковской десятилетки. 

Я слушал эти состязания с огромными интересом и принимал участие во втором конкурсе, на этом этапе очень сильно вырос  — был самым младшим участником в старшей группе и исполнял трудный для своего возраста репертуар. 

То есть, звездная скрипка Валерий Соколов —  это подвиг родителей? 

— Да — фундамент карьеры и творческая спонтанность закладывались в возрасте, когда я был полностью в родительском поле зрения и работал  много часов в день. 

Нормальное детство в просветах между Школой-интернатом и Школой Менухина у вас было?

— Безусловно, было.  Лето я проводил у бабушки в Черкасской области, колесил там на новом велосипеде, который получил в подарок от родителей после Третей премии на конкурсе Ярослава Коциана в Чехии в 1998-м. Дома, в Харькове всегда имел отношение к спорту: отец всю жизнь занимается фехтованием, я играл с футбол и катался на горных лыжах. 

Учились нормально? 

— Со мной происходило то, что недопустимо на Западе. Видимо, в этом и был секрет моего раннего развития.  Я был на индивидуальном плане обучения — для возможности регулярных скрипичных занятий с 10-ти до 14-ти лет.

Моим домашним обучением занимались родители (отец прекрасно разбирается в науке и в литературе) плюс каждую неделю я получал по пять уроков по скрипке, дома у своего педагога. 

То есть — только профессиональное образование. Физику и ботанику не знаете?

— Я ходил в школу на эти предметы,  с 14 лет  (до 19-ти)  регулярно посещал занятия по ним в Англии —  там не существует индивидуальных планов занятий.  Так что все естественные и точные науки, а еще историю и историю искусства, и языки, конечно же, я знаю. 

Никола Бенедетти, ныне знаменитая скрипачка, вместе со мной познавала науку вне скрипичных дел —  мы сидели за одной партой с 14 лет. 

Когда мы учились, в нашей школе  было 58 детей и все —  невероятно интересных международных корней.

Благодаря дружбе с соучениками я побывал в гостях в Тунисе, в Голландии и в разных частях Великобритании. 

Во время обучения в Школе имени великого Иегуди Менухина я был под постоянными вниманием и окружен хорошим отношением семьи Мэтра — его дочь Замира от первого брака и ее муж, археолог и истинный англичанин Джонатан Бенталл, и  сын Иегуди — выдающийся музыкант Джереми Менухин, а так же их дети, оказали на меня невероятное влияние.  Мы общаемся по сей день. 

В моей коллекции имеются раритетные фотографии молодого Иегуди во время первых мировых турне в 1930-х годах, подаренные мне Замирой Менухиной.

В марте 2003 года, на ежегодный День  памяти основателя, к нам в школу приехал близкий друг Иегуди — французский режиссер Бруно Монсенжон.

Я помогал Бруно с переводами, и он попросил меня сыграть ему «Балладу» Изаи. С тех пор, — уже 18 лет, — мы с ним дружим.

Бруно «поставил» меня на музыкальную карту мира, предоставил возможность записать первый диск, который вышел в 2003 году и познакомил с глыбами мирового музыкального бомонда. С 17 лет  я был внутри очень особенного круга, вдохновлялся музыкой постоянно.  Одно из самых сильных музыкальных влияний на меня оказал дирижёр Геннадий Рождественский. 

Помните первое ощущение триумфа и первое ощущение провала? 

— В нашей профессии так называемые триумфы — это результат многолетней кропотливой работы, а от неудач никто не застрахован. Но я стараюсь сохранять спокойствие, даже в случае стратегических неудач.

Были этапы вхождения в круг карьерных перспектив. Были моменты ощущения отсутствия направления.

Иногда приходилось делать резкие и внешне — немного опасные движения для улучшения собственного музыкального развития но, как показал результат — это было необходимо. 

В качестве примера могу привести два случая: первый — это отказ от фильма Бруно с концертами Чайковского и Бартока,  навредивший мне в карьерном плане и во взаимоотношениях с компанией EMI Classics,  но не в музыкальном плане —  так как я очень точно понимал, как надо делать, чтобы было не стыдно. 

Второй случай произошел, когда мы расстались с великим импресарио нашего времени, с которым я проработал восемь  лет — помню ощущение опасности остаться на улице. В результате — не менее серьезная организация Асконас Холт проявила ко мне интерес и взяла под своё крыло. Интересно, что потом это привело к такому же движению и других артистов высокого калибра. 

Я ни секунды не жалел ни об одном из этих решений! 

По сравнению с ними провалы на конкурсах (я считаю что конкурсы это важно, но в плане музыкального бизнеса провалы или победы на состязаниях разного уровня впоследствии перестают кого-либо особо интересовать) —  это просто творческая биография музыканта. 

Триумф посетил наши ряды в Бухаресте в 2005 году, когда я получил Гран-При на конкурсе имени Джордже Энеску. Уникальный музыкант, скрипач и композитор Энеску  был главным учителем и ментором Иегуди Менухина!  Так считал сам Менухин. 

Вы привезли свою лондонскую учительницу Наталью Боярскую в свою же харьковскую школу. Почему вам это было важно?

— В рамках моих проектов 2010–2011-х годов в Харькове проходили мастер-классы Натальи Боярской.  Ее приезд был связан с фестивальной программой и, благодаря спонсорам, дети получили бесплатную неделю уроков с прекрасным педагогом. 

Временной скачок — ваш проект «Соколов плюс» с  Виталием Протасовым сейчас поставлен на паузу. Вы найдете силы к нему вернуться?

— Этот проект замечателен тем, что он стал прекрасной кульминацией нашего сотрудничества и дружбы с Виталием Германовичем Протасовым. 

Благодаря его многолетней поддержке, а так же музыкантам из Национального Филармонического Оркестра, я все эти годы получал огромный опыт и играл всевозможный репертуар. Продолжение любых проектов такого рода зависит не от меня. 

Виталий Германович много лет занимал должность директора оркестра Киевской филармонии, делал все возможное чтобы моя «скрипичная» жизнь в столице была плодотворной. С недавнего времени он стал свободным художником, и мы не в силах влиять на Филармонические проекты с участием Соколова и Протасова. 

О вашем репертуаре. Встречи с какими сочинениями вы ждете?

— Я очень жду встречи с камерными сочинениями, камерное музицирование в хорошем кругу коллег приносит мне искреннее удовольствие.

В Киеве у меня с этим проблем нет — меня окружают невероятно талантливые люди — выдающийся пианист Роман Лопатинский, не менее талантливый виолончелист Алексей Шадрин, целая группа струнников, таких как Наталья Кулеба, концертмейстер группы альтов НФУ. 

Впереди у меня — много работы и узнавания камерной музыки. 

А в симфоническом жанре я жду встречи с концертом Эдварда Элгара, и, как человек, проживший в Англии десять лет, думаю, что-то из этого получится! 

Брамс или Шуман? 

— Гарри Хоффман (американский виолончелист и педагог ) всегда говорит: «как я люблю Брамса»!  Я с ним согласен, он и мне привил понимание, как это делать лучше, —  уже 10 лет играю вместе с ним камерную и симфоническую музыку, и горжусь этим! 

Шуман несколько дальше отстоит  от меня и может чуть позже станет более близок, тем не менее, я играю и Шумана. Но больше, конечно же, Мсье Иоганнеса! 

Копачинская, например, говорит: «Брамсу мне нечего сказать, а вот Шуману…»

— Вместо ответа я предлагаю дать адрес итальянской фабрики туфель, там делают достойную продукцию для сцены ….

Для того, чтобы говорить что-то подобное, надо заслужить право голоса. Хотя, знаю: ее влияние, безусловно, огромное.  This is not my cup of tea (c) 

Насколько сильно вам приходилось менять приемы, манеру игры в рамках одной программы, если вы исполняли музыку разных эпох?

— Это вопрос профессионализма и понимания, и ощущения стиля на самом высоком уровне.  Для этого музыканту необходима большая общая культура. 

Струнные квартеты раньше были народным музицированием, сейчас  они — это сложная музыка, которая требует подготовленной публики. Действительно ли нужно готовить публику?

— Я рад,  когда публика немного готова ко встрече с более сложным произведением и вообще в атмосфере концерта чувствуется накал, ожидание чего-то интересного —  когда атмосфера  правильная и соответствует тому,  что сейчас прозвучит.  Это помогает исполнителю.

Какие составы любите больше? 

— Я люблю трио или фортепианный квартет. 

Как вы думаете, квартет играть лучше с устоявшимся ансамблем или как в вашем случаем —  с солистами?

— Играть с индивидуумами и очень интересно, и  — проще. 

С ансамблем сложно — нужны настоящее мастерство и понимание. Это серьезная школа — я такое люблю.   В камерной музыке это слышно сразу — умеешь или нет!

Мне кажется, что на скрипачах лежит огромная ответственность перед собой и перед миром — им надо сыграть миллион шедевров. А у альтистов репертуар в разы скоромнее. Не проще ли становится очень-очень известным альтистом?

— Каждый уважающий себя скрипач или скрипачка должны знать альт и уметь играть на нем в ансамбле и вообще знать литературу — это полезно — и для музыки, и для физики. 

Только важно не переусердствовать, а то может заболеть рука или шея — альты бывают огромные ! 

Расскажите о Лизе Батиашвили.

— Я познакомился с этой прекрасной скрипачкой и ее не менее выдающимся мужем, гобоистом Франсуа Лелё в 2008-м году. 

С 2010-го по 2018-0й я жил по соседству с ними в Мюнхене, мы очень приятно соседствовали, Лиза включила меня в пару своих проектов — дружба с ними очень позитивно на меня повлияла,  очень благодарен судьбе за такие встречи. 

Лиза — эталон нынешнего времени и карьеры — она труженица и прекрасный человек! 

Хочется, чтобы к нам (в Украину)  заехали  гении современности Леонидас Кавакос и Франк-Петер Циммерман — чтобы наши молодые таланты (а также педагоги) ознакомились с тем, как надо играть на высочайшем уровне.  Я готов купить им билет бизнес-класса, если это потребуется!

Если бы вам пришлось выбрать одно произведение, чтобы познакомить с музыкой человека, впервые пришедшего  на концерт, чтобы вы выбрали? Полюбит человек музыку или не полюбит —  зависит от вас.

— Медленную часть скрипичного концерта Барбера — от нее веет неимоверной красотой.

Текст: Вика Федорина