В Киеве вот уже два года работает бумажный кукольный театр, он называется Imagination Format Studio, его создатель Александр Сергиенко рассказал Kyiv Daily о том, что представляет собой бумажный театр (вообще) и как открылся в Киеве. И какие спектакли в нем можно увидеть.
У меня с бумажным театром все началось 20 февраля 2014 года, когда центре европейского города убили 50 человек. Безоружные люди с деревянными щитами и палками против снайперов и мощного арсенала оружия. Я стоял среди дыма и думал: «Могли ли бы мы избежать этого? Наверное, могли.
Бумажный театр — безопасное место, в нем можно проиграть многие ситуации, представить: «что будет, если?» Кстати, поэтому аббревиатура нашего театра-студии IFS Imagination Format Studio, «Если».
Когда мы играем в шахматы, мы представляем себе следующий ход. Мы можем представить свои свои следующие шаги в сказках — налево пойдешь коня потеряешь, направо… Майдан изменил мою жизнь, жизнь страны, и, наверное, мира. Прошлая жизнь, как и прошлый бизнес, растворились. Больше их было недостаточно, смысла продолжать их — не было.
Ответ на вопрос «почему это с нами происходит и как этого избежать» вдруг возник в интернете — я увидел бумажный театр, просто картинку, и вспомнил: у меня в детстве был когда-то бумажный театр. Он не был таким куртуазным, как немецкий, или английский, или датский. Но он был достаточно любопытным. Мои друзья приходили ко мне, и радовались: «давай, выставляй свой театр, будем играть в театр!» Это — работало.
Когда ты не в состоянии говорить, и не в силах спорить, по крайней мере, ты можешь важное для тебя артикулировать — показывать. Рассказывать об Украине и украинцах. Но конечно, есть и другие истории, которые меня беспокоят — есть Борхес, Кортасар, Шекспир.
Бумажный театр — парафраз, аллюзия на тот театр, который Бергман показывает вначале «Фанни и Александра». Там есть надпись ei blot til lyst — «не для удовольствия в одиночку». Мне внезапно стало понятно, что эта фраза означает. И еще стало ясно, что работать, объяснять свою позицию, теперь можно только так — показывая и рассказывая истории. Напрямую говорить, что делать, куда идти… невозможно, — никто этого не любит и не слышит. И гугл у всех есть. А вот рассказать историю — работает. Увиденная история продолжает дальше обсуждаться, как-то жить.
Одним из первых, кто поддержал меня, был мой старинный друг Лесь Подеревянский. Сказал — это «дуже цікаво, роби серйозно, чим я можу допомогти»? И я четвертый год размышляю как поставить его «Гамлета» правильно. При всей кажущейся абсурдности и нецензурной лексике, это гениальное произведение, в нем много важных смысловых слоев.
В Европе традиции бумажного театра не забылись, интерес к ним угасал-возрастал, но они не исчезали из контекста.Если 20 лет назад, стационарных Бумажных театров было не больше десятка, сегодня их в Европе больше сотни, и около тысячи — в мире.
В Викторианской Англии первые фигурки были не раскрашены, их надо было красить самим. Цветные стоили в несколько раз дороже, около двух пенни. Отсюда и история про двухпенсовик Стивенсона. Стивенсон кстати, любил бумажный театр, и поддержал разоряющийся и специализирующийся на бумажных театрах магазин Бенджамена Поллока. Стивенсон зашел в магазин и увидел: ничего не блестит, пусто. И сказал: «вы говорите, что викторианские истории уже не в моде. Пожалуйста, возьмите мой «Остров сокровищ», и сделайте из него спектакль». По сути, он бросил спасательный круг владельцу магазина. Кстати, этот магазин сохранился, он как Шанель в мире моды, лондонский Benjamin Pollock’s Toyshop. Его можно найти, он есть и в фейсбуке.
То, что происходит на сцене бумажного театра напоминает ожившую книгу. Но совершенно по-другому воздействует.
Бумажный театр доступен практически каждому. Эго можно сделать из остатков картонных коробок, из газет, из чего угодно, из ничего. Но сам по себе он уже становится предметом искусства. И, если к нему приложить внутренние состояния манипулятора, работу кукловода, художника, музыканта….
По образованию я географ, я поменял очень много профессий. Я учился дизайну, декораторству, был на стажировке в Италии. Занимался продажей камней из Латинской Америки для строительства и архитектуры. Теперь я продюсер, кукловод, рассказчик.
В 2016 году, благодаря Гете-Институту на первом в мире фестивале опер мы показали фрагменты оперы «На русалчин Великдень», и «Малевич. Супрематизм. Три в одном», и стали лауреатами. В общем-то, это доброта немцев, они понимали, что бумажным театром мы занимаемся всего два года, но оценили сценографию и энтузиазм.
Я надеюсь, мы найдем какие-то возможности, меценатов, спонсоров…. чтобы сделать оперу «На русалчин Великдень» целиком. Это та опера, которую не дописал Николай Леонтович, был убит агентом НКВД в своем доме, библейская история. Мирослав Скорик дописал ее в 1955 году, на 55-летие годовщины смерти Леонтовича. Опера вышла в 1977-1978 году, и даже шла около восьми сезонов в Оперном театре.
В Центр Курбаса я пришел по совету моего товарища: «ты таким странным видом искусства занимаешься, сходи туда, там такие же странные люди, которые могут тебя понять». Я пришел с улицы, без звонков, без знакомств: «кто здесь может меня выслушать»? Меня выслушал Александр Чайка, замдиректора по научной части. Он поддержал и сказал «да, да, да».
Центр Курбаса — мой партнер, и скажем так, — научное сопровождение. И директор центра Неля Николаевна Корниенко- директор центра и научный сотрудник (а еще поэтеса, драматург…) Оксана Танюк были первыми, кто сказал: «бумажный театр повинен бути в центрі Курбаса. Повинен, і буде. От це би сподобалось Лесю Степановичу».
Первым спектаклем был детский «Лиза и Муравьед», потом перед Новым годом мы сделали «Щелкунчик» они были нарисованы Олей Скоробогатовой, чудесной художницей из Харькова.
Третий спектакль — «Малевич» мы сделали в соавторстве с художницей Надеждой Мицкевич при помощи Гете-Института и отвезли в Германию, на первый в мире Фестиваль бумажных опер. Потом были фрагменты оперы «На русалчин Великдень». И пятый — о Курбасе и Клее, — «Зустріч на небі».
В работе у меня несколько пьес, — они обсуждаются, записываются, продумываются. При кажущейся, в общем-то, простоте этого жанра, он оказался невероятно сложным: ограниченность движений, жесткие рамки, маленький формат. Ты должен концентрироваться на смыслах, на тексте, на ритме. В обычном спектакле многое (неудачный текст, плохую режиссуру…) может спасти мастерство актеров, здесь — так не получится.
Симфония номер 7 Сильвестрова стала структурой, основой спектакля про Казимира Малевича.
С Курбасом и Клее я долго думал, как это должно быть: мы придумали театр-экран, у нас есть большая ширма серого цвета с выступающей частью, просцениумом. В центре — «зеркало сцены», где живут куклы, а на экране, вокруг, видео-коллаж, проекция, которая работает как часть спектакля и дополняет его. Плоские проекции взаимодействуют с фигурами на сцене. Бумажные фигуры, впрочем, есть и в просцениуме, это тараканы, символ коммунистической и фашистской власти. Они одинаковые — что красные, что коричневые. В театр они зайти не могут, и просцениум как меловой круг защищает сцену.
В Луцке нашелся художник-постановщик кукольного театра Леся Ищук, она в телефонном режиме обсуждает, ищет тот самый стиль, «курбасо-клеевский», рисует персонажи и декорации. Мы с ней ни разу не видя друг друга, стали единомышленниками, соавторами спектакля!
А вообще этот спектакль — о не-встрече, Курбас и Клее должны были встретиться, но не встретились. У них был общий друг, Вадим Меллер, он был другом Пауля Клее. Клее привел Меллера в группу «Синий всадник», познакомил с Кандинским, со Штайнером. Все это происходило в Мюнхене. В том же 1914-м в Мюнхен приезжал и Курбас, они разминулись, хотя ходили по одним улицам. Но, скорее всего, глядя где-то в окошко какой-то галереи, Курбас заметил картины Клее. Мне так кажется. И они произвели на него впечатление потому, что Клее — человек, который заглянул за декорации мира. Это некая справедливость — соединить их, в жизни они были бы друзьями. Этот наш спектакль — приговор тараканам и прикосновение к удивительным вселенным двух гениев.
Бумажный театр требует определенной нежности. Он эфемерный, волшебный. Это театр, в котором может происходить все, что угодно. При этом его легко хранить, возить, все это просто сложить в чемодан, туда же — свет, кукол, динамики…
