В Интернете об Ирине Безвиконной до недавнего времени можно было прочесть четыре строки на сайте Аукционного дома «Дукат»:
«Безвіконна Ірина (1950–1989). Народилася у Києві. Закінчила Київський державний інститут культури ім. О. Корнійчука, факультет історії (1974). З 1985 р. брала участь у вуличних виставках і акціях на Андріївському узвозі разом з М. Вайсбергом, О. Захаровим, О. Бур’яном та ін».
Остались воспоминания друзей и близких. И картины. Это все, что у нас есть, когда мы начинаем говорить о художнике Ирине Безвиконной.
Она была ранимой, честной, настоящей, выхаживала больных животных и могла согреть человека одним лишь словом.
Ирина Безвиконная начала рисовать в 1985 году — внезапно, вдруг. Так, как будто родилась художником и была им всегда. Мы, зрители, так видим скульптуры — высеченными, единственно верными и шагнувшими к нам из камня. Ирина Безвиконная рисовала так, как будто художник в ней был всегда, просто перестал вдруг таиться.
Линия — одно из ярких главных средств портретов Безвиконной — обобщенная, гибкая, моделирующая форму. Линия уверенная и трагичная. Второй важный инструмент — цвет. Счастливая теплая палитра, или темная, мрачная (или холодная), — неважно — цвет выразительная форма речи, продолжение диалога, без лессировок, без недоговоренностей.
Перед выставкой памяти Ирины Безвиконной в «Барвах» организатор Алик Журавлев попросил Kyiv Daily поговорить с ее друзьями. Вот портрет художницы, рассказанный друзьями.
Татьяна Антонюк: «Я помню солнечный Андреевский спуск, и помню как впервые увидела «Портрет» Ирины. Это было как любовь, как удар, как стрела. Я, математик, увидела другой мир. И он оказался моим».
Игорь Арутюнов: первая работа Иры, подаренная мне — это «Букет». И, разумеется, я помню ее «Прачку», эта «Прачка» произвела фурор на вернисаже. Все возле нее останавливались, хотели купить. «Прачка» не продавалась. В тот год был яркий вернисаж на Андреевском — там был весь Арбат, у меня родился сын, вот висят картины, в полуметре мой Жора спит в коляске.
Ира стала рисовать мгновенно, сразу, из ниоткуда, и сразу стала сложившимся, уверенным в себе, самодостаточным художником. Рытяев, Вайсберг и Володя Рак приняли ее на равных.
Ира была заводилой, она объединяла людей, которые без нее никогда в жизни не встретились бы — она вся светилась и горела.
Тамара Арутюнова: Момент, когда она начала рисовать, был похож на щелчок: ничего не было, потом раз, и все уже есть. Ее работы мне тогда ( в 1980-х) казались странными, мне они были непонятны — я такого не еще видела, мне было непонятно все — цветовые решения, формы. Первый вернисаж я пропустила, на втором, в 1989-м выставлялась ее удивительная «Прачка», которая произвела фурор на Андреевском. Такого не было ни у кого, все ходили ее смотреть. Я тогда впервые увидела Вайсберга и Рытяева.
Потом Ирина рисовала много, много картин дарила друзьям, так и у нас оказалось несколько ее работ. Я помню Ирину взрослой, умной, уравновешенной, и это хорошие, светлые воспоминания — может быть, от того, что у нас все было хорошо. Хотя, что хорошего было в это время?
Мне в ее работах видится глубокое одиночество и грусть. А может, это не грусть, а мудрость. Она и ее герои смотрят на нас с картин, и этот взгляд… и этот взгляд интересен.
Алла Михайловна Григорьева: Ирочка работала в моем секторе Института проблем материаловедения Академии наук УССР, СКТБ Информационных систем с …. не помню, Ирочки не стало в 1988-м, значит она пришла в Институт в конце 1970-х.
Тогда только-только стали появляться персональные компьютеры. Сектор, которым я руководила, занимался разработкой Баз данных — мы вводили определенную информацию в определенном составе для сотрудников института.
Ира была внешне очень, очень привлекательна. А характер у нее был настоящего бойца. Она говорила то, что думала, была совершенно, абсолютно бескомпромиссна. А это значит, что некоторым сотрудникам с ней было не очень комфортно работать. Но она могла находить общий язык со всеми, кроме руководства отдела.
После окончания института Саша Журавлев попал в наш сектор, как именно они познакомились, я не знаю, не помню, но в секторе они появились уже в качестве пары.
Ира очень любила животных, всех, — кошек, собак. Я помню такой случай — иду я на работу, Ира держит в руках кота, который только что ковырялся в помойке. «Ира, — говорю ей укоризненно, — он из мусорки». «Алла Михайловна, — отвечает она — с некоторыми людьми я не стала бы здороваться. А кота могу поцеловать». И во всем она была такая. Когда она уходила в отпуск, просила подкармливать котов и собак, которых она опекала в институтском дворе. Конечно, общение с животными с ее тяжелой формой астмы не шло ей на пользу.
То, что она стала рисовать, и так рисовать стало для нас совершенной неожиданностью, она ушла в отпуск, вернулась с картиной. У меня эта картина висит перед глазами, это подарок Иры мне — глечик, и в нем полевые цветы. Если бы я не знала Иру, я не поверила бы, что это ее работа. Это не мог написать человек, который не оканчивал художественной школы. А потом она стала выдавать картины одну за другой. Они могли быть реалистичными, могли быть яркими и светлыми, были и такие, в которых проступала ее болезнь.
Ира раздаривала свои работы. А про лечиться говорила: «Буду лечиться тогда, когда пойму, что без этого уже нельзя».
Мы готовили ее выставку в Библиотеке искусств, так получилось, что Ира умерла до ее открытия. А эту выставку мы потом продолжили в Доме ученых.
- Что: выставка Ирины Беэвиконной «Напрочуд красно»
- Когда: 14 августа, 19:10
- Где: Barvy, ул. Мечникова, 3.
