Музей Варвары и Богдана Ханенко отмечает столетие, выставка, посвященная этой дате выстроена по принципу европейской научно-исследовательской экспозиции.
На стенах — постеры-плакаты, оформленные по принципу комиксов, на каждом — отельная глава жизни музея. Под ними (и между ними) — оригиналы документов, которые выставляются для публики впервые и предметы из коллекции Богдана Ханенко. Экспозиция разместилась в двух залах — в одном говорится о создании музея как государственной институции, и собрана информация о нем в «цифрах, датах и лицах». Второй зал посвящен утратам и послевоенной работе музея.
Это — большой, осмысленный и внятно рассказанный исторический проект и попытка подведения итогов.
Музею Варвары и Богдана Ханенко сто лет — как он изменился за эти годы показано просто и наглядно — в цифрах и примерах. Мы узнаем, кто руководил музеем после Ханенко до наших дней. Увидим, как выглядел первый путеводитель по музею. Тут вообще нет случайных экспонатов, и многое выставлено впервые.
У читателей Kyiv Daily есть возможность пройтись по выставке с директором музея и куратором проекта Катериной Чуевой.
Мы отмечаем столетие музея как государственного учреждения, это празднование распределилось на целый год — с 15 декабря 2018 года до 15 декабря 2019-го, поскольку процес создания музея начался гораздо раньше, если отсчитывать его с первой попытки Варвары Ханенко после смерти супруга передать коллекцию государству.
На выставке представлена нотариальная копия завещания Богдана Ханенко (от 10 апреля 1917 года), где Богдан Иванович пишет о том, что хочет передать свою коллекцию городу. Конец 1917-го года изменил все планы.
Власть в городе менялась несколько раз. По советам друзей и знакомых, связанных с наукой и культурой, Варвара Ханенко решила передать коллекцию Украинской Академии Наук и 15 декабря 1918 года передала в УАН соответствующее заявление. Но едва ли не в тот же день (была середина декабря 1918 года) власть в очередной раз сменилась, на смену Скоропадскому пришла Директория, после нее — большевики, Академия наук решать ничего не могла и вопрос о передаче коллекции отложился на неопределенный срок.
Мы публикуем первое заявление за подписью Варвары Ханенко, это первое воспроизведение документа в его настоящем виде (он публиковался, но документ видоизменили, объединив две последние страницы в одну). Заявление говорит о том, как Варвара Ханенко видела процесс передачи семейной коллекции и что в итоге получилось. Академия не приняла коллекцию сразу, это принятие растянулось на полтора года, в итоге коллекцию национализировали большевики. Так сложилось, что до последнего временипроцесс не был должным образом исследован, — хотя архивные документы выборочно изучались и публиковались. Но в процессе подготовки этой выставки мы впервые попытались проследить последовательно, что происходило: какие ещё документы, кроме заявления Варвары Николовны и собственно Декрета о национализации сохранились и так далее.
Есть общепринятое мнение: первое — национализация коллекции Ханенко большевиками была огромным злом. И второе: музей у основательницы был отобран, ее права и желания были нарушены.
На самом деле всё сложнее. Безусловно, Варвара Ханенко болезненно переживала изменения. Это не удивительно— её ценности, её видение музея были противоположными тому, что нёс режим большевиков. При этом она понимала, что завершить передачу коллекции очень важно. Об этом ей говорили и ее соратники, например, Георгий Лукомский, искусствовед, которого она пригласила в начале 1919-го года описать коллекцию и упорядочить первую экспозицию. Он советовал передать коллекцию государству, считая это способом защитить музей.
То есть, 23 июня — это 100-летие со дня принятия декрета о национализации коллекции, и я не могу назвать эту дату праздничной. Мнения научных сотрудников нашего музея тоже разделились, мы долго решали, как именно отмечать это 100-летие.
По сути, сама дата —формальность, завершение некого процесса. До этого большевики успели прислать в музей так называемого политического руководителя, который, как и Варвара Ханенко, и Георгий Лукомский, жил в музее, но по сути обладал полнотой административной власти. Его отчеты содержат важные сведения. Например, мы узаём, что в апреле, весной 1919-го года, в музей на экскурсии приходили группы учащихся, и при этом Варвара Ханенко периодически использовала помещение так, как она привыкла это делать, например, накрывала стол к обеду в залах — ведь музей оставался её домом. Это вызывало разногласия и в итоге экспозиционные залы были отделены от личных апартаментов, ключи переданы учному хранителю Лукомскому.
Словом, это был довольно сложный и болезненный процесс превращения дома Ханенко в публичную институцию, и национализация его завершила. Почти. Большевики были в Киеве до осени 1919 года, потом пришёл Деникин и все отыгралось назад. Все указы были отменены, коллекция вернулась в частную собственность. Поначалу Варвара Ханенко даже обрадовалась этому, но потом стало ясно, что белым не до коллекции, облегчения музею эта ситуация не принесла. Эту историю мы рассказываем на выставке: наверное, впервые мы попытались собрать и структурироватьинформацию об основных этапах0 истории музея за сто лет, прошедших с момента национализации до сегодняшнего дня.
Массив материала огромный, нам пришлось отказаться от ряда важных историй и документов — невозможно было включить в экспозицию все, но я надеюсь, мы компенсируем это в книге, которая последует за выставкой. Это будет не каталог, а более полное издание и его подготовка требует времени.
На выставке мы выделили несколько ключевых моментов: предыстория, заявление Варвары Николовны, национализация, как процесс и свершившийся факт, и это — основные вехи музея Ханенко в датах и цифрах. (Мы следуем по экспозиции — «Ключевые даты» и «Музей в цифрах»)
Выглядит просто, но это то, чего мы не делали никогда. Например, мы ни разу не считали количество посетителей музея или количество выставок. Больше пяти миллионов человек — за сто музейных лет — и это не все посетители. Есть годы, документы и подсчеты за которые не сохранились в музейном архиве. И мероприятий было больше, и так далее.
Мы попытались отследить трансформацию частной коллекции в государственный музей и упомянуть основных «фигурантов» процесса. 1920-1930-е годы — это время, когда музей стал весомым научным центром. Он таким задумывался Варварой Николовной, она писала о возможности создания Института истории искусств при музее. Но когда в середине 1930-х в музей пришел новый директор, Василий Овчинников, он писал о таких вещах, которые приводят в ужас. Если в 1920-е музеи, особенно музей Академии наук, рассматривались как научные организации, то в 1930-ые годы они превратились в инструмент пропаганды, а кадровая политика власти приводила в музей крайне некомпетентных людей, деятельность которых крайне негативно отразилась на состоянии музея и коллекций.
Здесь мы упомянули тех людей, о которых нельзя не упомянуть. К сожалению, это не все, мы были ограничены размером постеров. Профессор Николай Макаренко, первый директор музея, который сделал очень много для возвращения разрозненных частей коллекци Ханенко в Киев из России. Второй директор Иван Врона, неоднозначный на первый взгляд деятель, о котором сложился определенный миф, поскольку Макаренко был с ним в конфликте, идеологически они были люди разной формации и разных подходов, и видимо, не понимали друг друга. Поскольку Николая Макаренко уволили и арестовали, то за Вроной, который пришёл ему на смену в среде исследователей закрепился образ практически по цитате из письма Николая Емельяновича Макаренко – «не имеющий отношения к музею коммунист». Однако в последнее время, когда исследователи стали обращаться к биографии Вроны (например, Татьяна Филевская), этот образ приобрёл и другое звучание. Иван Врона был не только директором Музея Ханенко. В это же время он занимал пост ректора Киевского художественного института и… директора Оперного театра. В Киевский художественный институт он пришёл с революционными идеями. Он поддерживал Михаила Бойчука, по сути, они создавали высшее учебное заведение нового типа. Врона был репрессирован за то, что поддерживал бойчукистов. Позже реабилитирован. И он же, по словам Татьяны Филевской, по сути вернул бойчукистов в историю искусства в 1960-х годах – информация о нихо них появилась в соответствующем многотомнике.
Иван Врона поддержал перераспределение коллекций на уровне киевских музеев и других учреждений. Для него, как и для ряда других деятелей того времени, целостность «дореволюционных», «аматорских» коллекций не была очевидной, он предпочёл ей новые подходы к музейному делу
Это — профессор Сергей Гиляров, один из самых известных киевских искусствоведов первой половины ХХ века. Пришел в музей в 1919-м (на должности – с 1923) и остался в нем до Второй мировой войны. Создание аспирантуры при музее — это в первую очередь его заслуга. Он не уехал в эвакуацию, и был назначен директором музея нацистскими оккупационными властями. Гиляров остался здесь до 1943 года, до момента, когда нацисты, отступая, уволили всех сотрудников музея и уже хаотически начали вывозить экспонаты в Германию. После войны, естественно, он был арестован. В 1946 году умер в Лукьяновской тюрьме.
Следующий зал, — это довоенные и военные утраты, и послевоенный период. Вот — большой блок, связанный с Госторгом. Это государственная организация, которая занималась отбором культурных ценностей в музеях СССР и продажей их за границу. Естественно, наш музей тоже пострадал, списки были составлены такие, что если бы им удалось все намеченное конфисковать и продать, музея могло бы просто не стать. К счастью это не удалось, но лучше вещи, несмотря на активное сопротивление музейщиков, были все-таки конфискованы. Теперь мы знаем, где находится часть проданных шедевров. Восстановлением знаний об этом занимались Елена Живкова, Анна Рудык, Сергей Белоконь и другие исследователи.
Вот — интересная история, которая связана с предметами из драгметаллов, которые были изъяты в 1934-м году по приказу правительства и переданы в Госбанк. Во время Второй мировой их эвакуировали, потом вернули из эвакуации, но не раздали обратно музеям, а передали в созданный в 1963-м году Музей исторических драгоценностей. Некоторые предметы из этого банковского хранилища были выданы на выставку в Эрмитаж, который отказался их возвращать. Один из них – уникальная серебряная иранская чаша VI века, как оказалось после войны, «подарена Эрмитажу». То есть мы знаем эти вещи «в лицо», но к сожалению, пока ничего не можем сделать.
Вот постер, посвященный утратам, Вторая мировая война. Тут есть, о чем рассказать и есть над чем подумать. Здесь мы привели те предметы, которые музею удалось разыскать и вернуть. На сегодняшний день возвращено два (голландские пейзажи XVII века, их можно увидеть сейчас в экспозиции музея). Ещё один на этапе возвращения.
Ряд документов стал доступен благодаря нашим партнерам-архивам: Институту рукописи Национальной библиотеки Украины имени Вернадского, Центральному государственному архиву кинофотофонодокументов имени Пшеничного и Центральному государственному архиву высших органов власти Украины. Мы искренне благодарны за помощь и поддержку.
На выставке есть вещи, которые никогда не экспонировались, кроме того, она является прологом к ряду последующих проектов, вот смотрите, — это испанский плакат, в 1938 году была выставка испанского плаката. Это очень интересная подборка, мы ее доисследуем, и сможем показать отдельно. А вот — «Берёзки» Василия Овчинникова, эта работа передана нам недавно. Василий Овчинников — директор музея с 1936 до до 1978 года. Именно он руководил эвакуацией коллекции перед уходом на фронт. Все, с ним связанное интересно, нужно осмыслить. Таким образом, «Музей. Столетие» — важный шаг к созданию целостной истории музея.
Текст: Вика Федорина
- Выставка «Музей. Століття» работает до 1 сентября
- Время работы музея: с 10:00 до 17:30, в понедельник и вторник музей закрыт
- Адрес: ул. Терещенковская, 15-17
