Интервью с режиссером культового фильма «Полеты во сне и наяву». Роман Балаян рассказал Владимиру Федорину почему хорошее кино не может быть антиукраинским.

А еще откуда у Киностудии Довженко дурная слава, что помешало Балаяну снять фильм про Тараса Шевченко. Какие свои фильмы он любит, а каких – стыдится. Куда ушли народные артисты и кто их заменил.

В википедии про вас сказано: советский и украинский режиссер. Как бы вы определили, что в вас советского, а что — украинского?

К сожалению,  все свои лучшие фильмы я снял во времена Советского Союза. Они снимались на «сопромате». Когда с Горбачевым пришла свобода, я и другие режиссеры моего возраста не знали, про что снимать. Нам говорили: столько тем есть, про любовь, про коварство. Ну, это хроника, — говорили мы. Надо, чтоб были «кулаки в кармане». 

Никакого отношения к советской власти я не имел, у меня нет картин про советскую власть. Они есть у тех, кто перестроились. Мой учитель Тимофей Васильевич Левчук, член  ЦК Компартии Украины — я его уважал за то, что он был комунякой и ушел комунякой. 

С советским разобрались. А украинское?

Почему-то это пишут о территории, считают: «він же знімав російські фільми». Что значит, снимал российские фильмы? Написано: в киностудии Довженко. Важен адрес, правильно? И еще подчеркивают: «вірменського походження». Я  никогда не думал об этом. Слово «советский» меня не смущало, меня смущала советская власть. До разделения, которое, Слава Богу, что случилось, что было? Культурное пространство было шире,  я ездил с премьерами в Ташкент, Ашхабад, Алма-Ату, прибалтийские столицы. Что-то видел, что-то узнавал. 

Вы учились на режиссера в Ереване, а потом перевелись в Киев,  в институт Карпенка-Карого. Как это произошло? 

На втором курсе какая-то очень высокая дама ходила по коридорам нашего театрального института  и почему-то смотрела каждому парню в затылок. Через час 10 человек позвали к декану, сообщили, что мы едем в горы, высота 4200, потому что у артистов, приехавших сниматься из Украины, идет горлом кровь. И нужны съемки со спины, я подошел. Приехали мы и увидели — единственный человек у которого не шла горлом кровь —Тимофей Васильевич Левчук, будущий мой учитель, фронтовик. Он сидел в палатке, и пил коньяк. Мы вошли, он говорит: «с коньяком приехали»? Я узнал, что он ведет 3-й курс, режиссёрский. Я так подумал, какая мне разница, где учиться, тем более мне говорили, что в Киеве девушки красивее.

Проблема была в другом — мне стыдно было ехать в Киев учится, потому что я плохо учился в Ереване. Я туда поступил вообще-то по блату большому, и мой отчим снова использовал этот блат. Блат позвонил ректору, ректор позвал меня, говорит: ну что ж ты с такими оценками поедешь позорить нас, иди принеси зачетку. Смотрит: «какой ужас, хорошо иди». Через два дня меня вызывают декан, который меня ненавидел, протягивает зло мне эту зачетку, открываю и вижу четверки по английскому и по истории КПСС. В общем, вот так я оказался в Киеве. 

Чем советская Украина отличалась от советской Армении?

Не буду повторять, чтобы не обидеть армянок.

А как отличалась культурная жизнь в Ереване от того, что было в Киеве? 

Кино в Армении вообще не было — не в обиду Армении. А здесь был период поэтического кино — Параджанов, Ильенко. 

А репрессии против украинских культурных деятелей? 

В Ереване этого не было.

Ну а тут они чувствовались?

Мной нет, конечно, я в это время был студентом. В 70-м году я устроился на студию, еле-еле, если бы не Параджанов и режиссер Николай Павлович Мащенко, меня не взяли бы. В ереванскую студию меня не взяли, сказав, что в моем направлении написано об обратном трудоустройстве. И я полгода ходил по Киеву и не знал, что со мной будет. Пока вот Параджанов и Мащенко не узнали, что у меня проблема.

Они помогли ее решить?

Да. Диплом мой вызывал вопросы в институте. Парторг института по фамилии Беспалый написал, протокол у меня есть: «паплюження українського етносу». 

Как вы его паплюжили?

Я снял свою работу по Марко Черемшине, это классика, и то, что он называет паплюженням есть в самом рассказе. Понимаете?  

Что останется от советского кинематографа? Какой вклад в мировое кино внесли режиссеры, которые жили в Советском союзе?

Был Алеша Герман, был «Летят журавли». Фильмы того же Михалкова, первые пять, пока он не стал путиноведом. Фильмы Сережи Соловьева, Глеба Памфилова. Много фильмов европейского класса.

Можно ли найти что-то общее, или это просто разные режиссеры?

Разные, конечно, разные. По почерку разные,  по проникновению в глубину разные. Плюс времена поэтического кино в Украине, — «Тени забытых предков», «Пропала грамота», «Каменный крест» потрясающий фильм. «Вавилон 20» Ивана Миколайчука, обижая всех, я считаю, что это самая украинская картина. Я считаю, что с уходом Параджанова и Миколайчука студия стала беднее.

Помните, была такая советская шутка: есть хорошие фильмы, плохие фильмы и есть фильмы киностудии Довженко?

Если Москва сама не хотела делать какой-то сценарий, то посылала в Беларусь. Беларусь отказывалась, Ташкент оказывался, Туркменистан отказывался.  А на киевской студии всегда были режиссеры, которые соглашались делать очень средние фильмы. Кстати, никто не верил, про фильм, который все считают «моим лучшим фильмом», снят на киевской киностудии. Басилашвили, когда увидел этот фильм, сказал: ну это, наверное, Михалков.

Янковский, Евстигнеев, тот же Михалков, Гурченко, Табаков, наверное можно еще с десяток перечислить, — в чем их специфика? В том, что они были одинаково популярны и в широких народных массах, и среди интеллигенции. После того, как это поколение начало уходить, ничего сопоставимого не возникло, — народного артиста, которого любят и умные, и обычные, и те, кто просто хочет зрелищ.

Мне нечего возразить. Я очень люблю Женю Миронова. Думаю, он лучший артист России. Очень люблю Чулпан Хаматову,  она гениальная. Я ей сказал, когда мы познакомились: у вас есть один дефект, Чулпан. — «Какой»? — спросила она. — «Вы гениальная». Как собака органична, понимаете! А Миронов играет, — со своей одной и той же  внешностью, — какие разные роли! 

Меня поразил Смоктуновский, игравший интеллектуальные роли, Гамлет, дядя Ваня. И вдруг он играет Деточкина, мама родная. Фантастика. 

Янковский — актер, который не должен меняться вообще, настолько в его лице есть что-то  такое… и этого так много, что и гримировать не надо, и усы клеить не надо. Есть глаза, в которых есть какая-то отдельная биография, которая шире того, что он играет и того, что он произносит. Я считаю, что с уходом Янковского ушел последний аристократ кинематографа в нашем пространстве. Есть много артистов лучше Олега, интересней и разнообразней, но Олег мог… я снимаю его крупно, и он курит трубку свою, и я все думаю: «Боже, какой он умный, какие же там мысли». Бог дал это лицо, эти глаза. 

Возвращаюсь к поколению, — оно ушло или уходит

Понимаю, вы хотите сказать: «где новые, что делать, как быть»? Есть ли они? Ну… придет время. 

Сейчас это связано с отсутствием, с упадком школы?

Нет, почему? Это исключение из правил.  

А в Украине вы не видите пока никого?

Богдан Бенюк — гениальный артист. Жалко, что я называю фамилии, потому что получается, что я кого-то выделяю, а кого-то не знаю. Я собираюсь снимать фильм, было очень трудно искать героев, очень трудно.

В отличие от других режиссеров, я могу сказать: последние мои  три фильма к художественному кино не относятся. Может, какой-нибудь зритель переживет и даже досмотрит до конца,  лично я эти фильмы не люблю. Я их перечислю — один давний 1997 года «Две луны три солнца», потом «Ночь светла» и «Райские птицы». Жалко, что они есть у меня в биографии. 

Чем они не такие, как те, что вас бы устроили?

Видимо, я не всегда выбирал  сценарии. Я их дорабатывал, правда, но все равно. Был момент, когда можно отказаться, но было поздновато, а я не умею отказывать людям. Я не умею обидеть человека на площадке, все бездельники студии Довженко мечтают работать с Балаяном — я их не выгоняю. Другие гонят.

А проект фильма про врача, второй сценарий. Вы серьезно настроены?

Да, я хочу оправдаться перед собой, и перед теми, кто также (как и я) думает о тех моих трех фильмах. Я буду стараться, я вижу, как это сделать художественно интересно. 

У меня есть один фильм, называется «Первая любовь», по Тургеневу, многие умирали со скуки, но есть три человека, которые… Один из них Кира Муратова. Я сижу в ресторане, в Доме кино. Мне говорят: там какая-то Кира Муратова спрашивает, здесь ли вы? Что сказать? Я спускаюсь, она говорит: «Вы идете на свой фильм?» — «Какой фильм? А где он идет»?  —«В Киноцентре». Это в 800-х метрах от Дома кино. Говорю: «Нет, давайте поднимемся в ресторан, посидим, поболтаем». «Я болтать не люблю», — отвечает. Через два с чем-то часа она мне говорит: «я могу знать, почему вы не пошли на свой фильм»?  Я спрашиваю в ответ: «а можно я спрошу  вас, вам что, понравился фильм»? — Да. Я удивился, спросил чем. — «Потому что там нет ни одной уступки зрителю», — ответила Муратова. 

Моя дочь, она тоже не любит те фильмы, про которые я говорил. Говорит: «пап, собираешься опять снимать»? Отвечаю: «да». У меня есть надежда, что я могу перед самим собой оправдаться. 

Рабочие название у фильма уже есть?

Да, «Мы здесь, мы рядом».

Этот будет фильм на украинском языке? Или вы пока не решили?

Сейчас только на украинском языке. 

На чьи фильмы вам интересно смотреть?

Знаете о чем я жалею, когда война? В Москве есть три очень интересных мне театральных режиссера — Вырыпаев,  Богомолов, Кирилл Серебренников. Я видел их спектакли, у них мирового класса мышление, они могут нравится, могут — нет. И невозможны их приезды со спектаклями, чтобы просто прошли спектакли, чтобы мы могли их видеть… Я очень сожалею.

Европейские режиссеры не могут закрыть эту лакуну?

А мы их вызываем, что ли? Мы смотрим их спектакли? Конечно могут, но где они?

Возвращаясь к разговору про страны:  противостояние путинской России и независимой Украины. Украине нужно найти свой голос, свои темы, свои истории, нужно сформироваться окончательно, найти ответ на вопрос: кто же мы? Вопрос про противостояние двух культур. Как бы там не было, все выдающиеся российские режиссеры, которых вы перечислили, создают ту культурную среду, в которой даже пропагандистские агитки относительно высокого уровня.

У тех, которых я назвал, агиток нет.

Пока Украина не займется самокритикой, неважно — воюем мы или нет, — пока мы, украинцы, не займемся самокритикой, в основном будет пафос.

Я бы не называл это самокритикой, это просто трезвый, взрослый взгляд на себя.

А я называю самокритикой. Я же сказал, что у меня есть три ужасных фильма. Я считаю, что таких режиссеров как я, в  мире наверное тысячи тысяч, просто мы их не знаем. Провинциализм, периферийность мнения, мышления надо убрать. 

Возвращаясь к украинскому кино: в ваших интервью я услышал такое слово — Довженколенд, у вас есть идея,  мечта как  преобразовать…

Студию Довженко. Да, я люблю ее, я на ней вырос. Там хотят  что-то убрать, что-то строить. А я всячески защищаю, это наш Голливуд, наше братство. Я не вижу желания создать кинематографическую зону, кинематографическую республику, чтобы ей можно было гордится, — тем, что ты один из участников хорошего дела. 

Давайте отойдем немного в сторону. Кого вы считаете своими учителями в кино?

Бергмана, Феллини.  Конечно ровняться смешно, но потолок был — они. В Киеве на меня очень повлиял Параджанов, притом не столько фильмами, сколько моментальными импровизациями. Он унижал нас ими. Вот говорит: стакан, нет бутылки, один человек сидит. Он моментально придумывал короткометражку,  минутную. А ты не успел даже подумать. И мне всегда казалось, что я не буду режиссером, раз эта сволочь может вот так, в минуту. Я его назвал опасно-свободным человеком. 

Недавно попал на страничку клуба украинского кино Колумбийского университета, там  перечислены разные украинские фильмы, в том числе «Полеты во сне и наяву». И там фильм хвалятхвалят, а потом, бах о режиссере: «хотя всю жизнь прожил в Киеве, ничего не снял о том, что творилось вокруг него». Вы любите Украину, это совершенно очевидно. Параджанов снял «Тени забытых предков», фильм, который выражает Украину лучше, чем любое другое кино, а у вас такого фильма пока не было.

Когда я снял «Полеты»,  в киевской среде, среди режиссеров и среди критиков, были люди, который считали, что  я снял русскую классику (до этого были «Бирюк» и  «Каштанка», — действительно, классика). Работает у нас. Деньги получает у нас, и опять кино не про нас. 

В Доме кино просмотр и Слава Чернилевский: «це про мене, а я українець». Прибалты считали, что «Полеты» про них, армяне считали, что «Полеты» про них, грузины считали, что вообще про них. 

Классику я снимал, потому что между «Каштанкой» и «Бирюком» мне не утверждали массу сценариев на современную тему,  так называемую советскую. Между «Бирюком» и «Полетами» прошло шесть лет, четыре сценария, мне даже не платили за заявки. А коммунистам, которым тоже не давали снимать,  за заявку платили деньги. 

У меня было в 1979 году 17 новелл  про Шевченко, «Дневник Шевченко». Я классно задумал. Я Ивану Миколайчуку рассказывал, говорил: «иди ко мне в соавторы». — Нет, ты же знаешь как ко мне относятся, попроси Павлычко. Я рассказываю Павлычко, он говорит: «о, как здорово, давай». Через три дня, а он не звонит, — я его встречаю около бывшего музея Ленина, и говорю: «Дмитро»? — «Ой, Романе, мені так соромно, я був там, він казав: а чому це вірмен мусить робити»? 

Ах так, — сказал я, — пошли вы в одно место. И никогда больше я к украинской тематике не возвращался, и я всегда это говорил. Я очень обиделся: столько лет живу здесь, а вы меня не считаете гражданином Украины? 

Я мог снять потрясающий фильм, такие эпизоды придумал, я прочел только первую страницу Дневника, где он получает письмо от друга, который поздравляет его с помилованием, которое случилось в январе, а уже март, конец марта. Еще не пришло официальное письмо в Новопетровск, или как он назывался. Но от того, что он уже узнал новость, он стал вести себя по-другому,  начал со всеми здороваться, помогать. Ему стыдно перед такими же как он, что он помилован. Но и в связи с этим я придумал массу эпизодов. Потом это подарил Саше Денисенко, я не знаю, как он использовал или переделал. Он, говорят, снял сейчас фильм. 

Тогда меня это страшно обидело, в полной форме обидело. 1979 год, еще нет «Полетов», я снимал про жизнь интеллигенции, у которой ком в горле. У меня две картины было на современную тему — «Полеты во сне и наяву» и «Храни меня, мой талисман». Вы можете сказать, что сегодня нельзя про это снимать? Можно, в чем проблема.

Параджанова вы назвали опасно-свободным. Сегодня он бы по прежнему был опасно-свободным?

Да, конечно, он не контролируемый человек. Он вовремя ушел, я считаю, и Иван Миколайчук вовремя ушел. Иван бы спился от сегодняшней Украины. 

Назовите самый любимый ваш фильм.

«Поцелуй». Я его снял для себя, не учитывая мнения зрителя. «Поцелуй» я люблю искренне. Я помню, что все считали, что в этом фильме Абдулов играет, а Янковский ходит по экрану,  как массовка. И только Леша Герман: «Ромка, какой я тебя там Олег, как муха, вроде есть, вроде нет, как так можно»? Олег сам попросил эту роль.

Вы родились в Нагорном Карабахе, так получилось, что в конце 80-х Нагорный Карабах стал casus belli  между азербайджанцами и армянами. В двух странах выросли поколения, которые привыкли друг на друга смотреть сквозь прицел. Как-то это можно вылечить? Вы ожидаете, что Армения и Азербайджан помирятся в обозримом будущем? 

Если в Армении и в Азербайджане вырастет много людей, похожих на меня и на Рустама Имбрагимбекова, может быть.

Вы очень высоко поднимаете планку

Если бы вопрос с Карабахом решали бы такие люди, как я и Рустам, не было бы войны. Мы могли бы найти какое-то мирное решение. Все зависит от людей и наша война тоже зависит от людей, не только от Путина  и Порошенко.

Я хочу процитировать интервью ваше 10-летней давности. Вы сказали дословно следующее: «мечта каждого человека побывать на собственных похоронах и послушать, что о нем говорят».

У меня была сценарий короткометражки в 1968 году, Тимофей Васильевич (Левчук) не утвердил. Я придумал короткий сценарий: похороны и «умерший» слушает в гробу, что о нем говорят бывшие друзья, жена. Я считаю, что это мечта каждого человека, просто не каждый об этом думает. 

Что бы вы хотели, чтобы про вас говорили?

Чтобы говорили хорошее — про человека, про кино меня не интересует. Вот чтобы говорили: хороший парень был Рома Балаян. И чтобы мои дети гордились тем, что про меня хорошо думают. Не как про режиссера, режиссеров много хороших,  про человека.

• Роман Балаян
• Родился в Нагорном Карабахе. 78 лет.
• Режиссёр, сценарист, продюсер. 
• Окончил Киевский институт театрального искусства имени Карпенко-Карого.
• С 1973-го по 2008 год снял 14 фильмов. 
• В фильмах Балаяна снимались Олег Янковский, Александр Абдулов, Людмила Гурченко, Олег Табаков, Никита Михалков. 
• Самый известный фильм – «Полеты во сне и наяву» – снятый в 1982 году на Киностудии Довженко посмотрело более 6,5 млн зрителей.