Сергей Мазураш размышляет о проекте «Стенка на Стенку», или о том, как перестать видеть Слоника.

Первое «свидание с прекрасным» у большинства моих ровесников происходило в школе. Сценарий таких «встреч» был отработан и доведен до совершенства в процессе многолетней практики. На уроке русской словесности учитель прикреплял(а) пожелтевшую от времени и частого употребления репродукцию известной картины, размером не более журнальной страницы. Ученикам предлагалось внимательно изучить изображение, осмыслить его и зафиксировать собственные размышления на двух тетрадных листах в полоску.

Единственное допустимое развлечение во время строгого ритуала написания полугодового сочинения (так, кажется, это называлось официально) — поднять руку и попроситься к доске рассмотреть детали шедевра, веселя весь класс дурацкими гримасами и повадками «ценителя искусств на вернисаже».

Ассортимент картин, которые из года в год подневольные преподаватели выставляли на суд малолетних искусствоведов, был скромен. По всей вероятности, стандартный набор идеологически-выдержанных произведений для всех школ страны вечнозеленых помидоров отбирали специально обученные методисты в московском министерстве. Никаких климтов-шиле-шагалов-бэконов. Только свои, проверенные.

Вот приблизительный список:

Оценка «отлично» доставалась только тому, кто ни на шаг не отступал от классического шаблона таких сочинений, при этом, виртуозно адаптируя клише из передовиц советских газет под поставленную задачу. Отдаю должное одноклассникам-отличникам — это было не просто. Креатив и цитаты из непроверенных источников не приветствовались.

Во время одного из таких литературно-художественных испытаний (если не ошибаюсь — классе в пятом) я, начитавшись военных мемуаров, поинтересовался: «почему немцы моряков, воевавших на суше, называли «черная смерть», а на картине Дейнеки они все в белом?», вследствие чего был моментально отправлен с вещами домой, а моей удивленной маме, явившейся на следующий день по вызову, школьный замполит (завуч по воспитательной работе) сообщила, что я «замахнулся на святое» и, вообще, «замаскированный фашист». Но на мой вопрос никто так и не ответил.

***

Так вот, когда сегодня читаешь (или слушаешь лекции на YouTube) некоторых (не всех) маститых искусствоведов, создается впечатление, что их занесло в профессию прямо с  той самой парты 5-го класса советской средней школы. Большинство тематических монографий и подкастов обещают в заголовках, наивному мне, объяснить — как понимать современное искусство. Но, ближе к финалу, доверчивый любитель понимает, что его опять обманули. 99% «исследования» посвящено очередной интерпретации истории искусств, контексту и символизму отдельных деталей некоторых произведений. Главный же козырь — личность автора. Его биография, мировоззрение, психические расстройства, сексуальные наклонности и кулинарные пристрастия. Сведения эти, несомненно, интересны. Но ни на шаг не приближают меня к пониманию.

Для того, чтобы, утомленный потоком бессвязных фактов, читатель (слушатель) окончательно не окуклился, в него, время от времени, тычут то писсуаром Дюшана, то акулой Дэмьена Херста.

Увы, такое примитивное мошенничество не являются прерогативой советской и постсоветской школы художественной критики.

«Автор и поныне царит в учебниках истории литературы, в биографиях писателей, в журнальных интервью и в сознании самих литераторов, пытающихся соединить свою личность и творчество в форме интимного дневника. В средоточении того образа литературы, что бытует в нашей культуре, безраздельно царит автор, его личность, история его жизни, его вкусы и страсти; для критики обычно и по сей день все творчество Бодлера — в его житейской несостоятельности, все творчество Ван Гога — в его душевной болезни, все творчество Чайковского — в его пороке; объяснение произведения всякий раз ищут в создавшем его человеке, как будто в конечном счете сквозь более или менее прозрачную аллегоричность вымысла нам всякий раз «исповедуется» голос одного и того же лица — автора.» 

Ролан Барт**

***

Мой добрый друг, гениальный художник Ахра Аджинджал, поделился однажды забавным наблюдением, в котором смысла больше, чем в некоторых многостраничных исследованиях беспредметной живописи.

Как-то вечером, он опубликовал на своей фейсбучной странице фотографию своей картины, на которой не было ничего, кроме фона и мазков краски. Вернувшись, после небольшого перерыва, к компьютеру, Ахра обратил внимание на комментарий: некая восторженная почитательница утверждала, что видит в этой абстрактной работе фигуру «слоника». При этом часть комментаторов её поддержала:

— И я вижу!

— И я!

— Точно, слоник!

— Слоник!

— СЛОНИК!

Подивившись фантазиям поклонников и поклонниц, Ахра вдруг начал понимать, что все не так весело. «Я вынужден был спрятать эту картину,  — смеется он — теперь, каждый раз, когда я на нее смотрю, я вижу слоника!»

***

Так как же, все-таки, научиться понимать современное искусство?

Считается, что для понимания «сложных литераторов» необходимо придерживаться следующего правила: чем больше ты читаешь — тем более богат твой словарный запас. Чем богаче запас — тем больше книг становятся доступными для понимания. Степень совершенства стиля и мастерства литератора становится важней, чем его биография и человеческие качества.

Такой же подход (мне кажется) срабатывает и для понимания совриска (не претендую на роль первооткрывателя). То есть, чем больше ты видишь картин (скульптур, фотографий, архитектурных проектов и т. д.), тем богаче твое понимание языка искусства. Что, в свою очередь, делает доступным для понимания большее количество произведений, во всём многообразии их стилей, жанров и авторских приёмов. И появляется шанс перестать видеть «слоника»).

***

Мне кажется, именно такую цель ставил перед собой художник и галерист Александр Янович, создавая проект «Стенка на Стенку» в центре современного искусства «Білий Світ».

Для участия в проекте были приглашены семь известных, успешных живописцев, каждый с ярким, узнаваемым почерком и богатым опытом совместных и персональных выставок: Анна Атоян (Львов), Петро Сметана (Львов), Елена Придувалова (Киев), Никита Цой (Киев), Влад Крышовский (Киев), Владислав Шерешевский (Киев), Ахра Аджинджал (Киев).

На каждой из семи стен галереи появилось имя художника и семь его картин, написанных специально для этой выставки. По завершению «соревнования» каждый из участников отдает шесть картин (по одной для соперника), получая взамен шесть картин коллег для своей личной коллекции. По одной картине от каждого мастера выкупает галерея.

В день презентации проекта, оказавшись в окружении 49 шедевров и в обществе их создателей, мне безумно хотелось стать обладателем этого богатства — когда еще выпадет шанс в один момент, без многолетних мучительных поисков, стать владельцем яркой коллекции живописи, которая, без сомнения, украсила бы собрание любого музея современного искусства.

Увы, мои активы все еще в стадии первичного накопления. Головы людей, у которых свободных денег много, такая счастливая идея не посетила.

Через две недели после открытия куратор выставки затеял со зрителями сложную игру. Имена со стен были убраны, экспозиция формируется по новому принципу: теперь на каждой стене галереи представлено семь картин — по одной от каждого автора. И это не случайный калейдоскоп смешения стилей и жанров. Напротив — это продуманная западня, ловушка, превращающая любопытствующего посетителя в соавтора и творца.

Проделав над собой небольшое усилие (и покрутив головой на триста шестьдесят градусов), зритель начинает узнавать почерк каждого о мастера на разных стенах. От узнавания — к попытке систематизации и пониманию закономерностей в развеске картин. От видимого хаоса — к логике гармонии. И в этот момент личности авторов отступают. Процесс созидания, творчество, происходит «здесь и сейчас».

«Для тех, кто верит в Автора, он всегда мыслится в прошлом по отношению к его книге; книга и автор сами собой располагаются на общей оси, ориентированной между до и после; считается, что Автор вынашивает книгу, то есть предсуществует ей, мыслит, страдает, живет для нее, он так же предшествует своему произведению, как отец сыну. Что же касается современного скриптора, то он рождается одновременно с текстом. У него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом; остается только одно время — время речевого акта, и всякий текст вечно пишется здесь и сейчас.»

Ролан Барт 

***

Мы уже пришли к выводу, что понимание современного искусства базируется исключительно на персональном опыте. И, все же, где начинающему любителю (будущему щедрому меценату и авторитетному коллекционеру) набрать необходимую критическую массу «насмотренности», не утонув в океане низкопробных имитаций?

Конечно, в музеях и частных галереях. Реже — в непрофильных выставочных залах. Изображения в Сети, иллюстрации в каталогах и книгах — вещь хорошая и полезная. Но, по сути, это похоже на попытку утолить голод фотографиями еды.

Только находясь в непосредственном контакте с произведением искусства, физически ощущая его размер, изучая текстуру поверхностей и ритм мазков, можно получить истинное наслаждение и достичь эффекта сопричастности.

Сегодня музеи Украины перестали надувать щеки и изображать бедных, но гордых аристократов. Они охотно открывают двери для современной живописи, графики, скульптуры.

Примеры этого, 2020-го года (из-за пандемии — далеко не самого урожайного):

С галереями несколько сложней. Именем «Галерея» часто пользуются лавочки, торгующие крашеным ширпотребом.

Но я могу быстро, навскидку, назвать хотя бы пять киевских галерей (на самом деле — их гораздо больше), чьи владельцы тщательно отбирают авторов для каждого нового проекта и ценят собственную репутацию выше коммерческой составляющей:

———————————————————–

* Описание картины И. Левитана «Март» намеренно взято в кавычки, так как я встречал его в каком-то тексте, но автора не помню

** Для иллюстрации текста использовались цитаты великого французского философа и литературоведа Ролана Барта (1915-1980) из его эссе «Смерть Автора» («Избранные работы. Семиотика. Поэтика» под редакцией Г. Косикова, издательство «Прогресс» 1989 г.).
Возможно, у кого-то возникнут сомнения в целесообразности и уместности этих цитат, так как они, в первую очередь, касаются не живописи, а литературы и литературной критики. Но, по моему мнению, художник в своём творчестве использует свои знаки и свой язык., что делает сочинение Барта универсальным.

P.S. Прошу прощения у читателей за проскользнувшие в текст менторские интонации, обычно мне не свойственные.