Фильм «Погані дороги» должен был выйти в прокат 1 апреля, в день рождения Гоголя. К фильму, впрочем, это никакого отношения не имеет.
Фильм «Погані дороги» — режиссерский дебют Натальи Ворожбит, снят по ее же пьесе, получил приз Венецианского кинофестиваля от критиков и премию «Открытие года» за лучший дебют. Награды украинских критиков КИНОКОЛО удостоены актеры фильма Оксана Черкашина и Юрий Кулинич. Спектакль «Погані дороги» идет в репертуаре Театра на левом берегу Днепра.
Ворожбит — главный человек, последовательно поддерживающий разговор о войне, и о нас в этой войне. И спектакль, и фильм — это несколько новелл о судьбах людей, живущих в прифронтовой Украине. Их истории отличаются от патриотического дискурса, но это самое патриотичное кино — оно о нас и для нас.
Кино Ворожбит (и вообще, все, что она делает, пишет и теперь снимает) вызывает безмерное уважение — это очень честные истории, в которых нет указаний на обязательные пропагандистские добро и зло, нет своих, нет чужих, нет плохих, нет хороших, нет истерики, осуждения, суждения в парадигме: вот — правильно, вот — неправильно. На войне неправильно все. Это кино, снятое не для гордости, и не для утешения. Это кино проговаривает травму. Поэтому и смотреть его — испытание.
Известно ведь: война обнажает в людях все самое отвратительное. И всегда может проявиться еще, и еще худшее. Например то, что война стала привычной. «Иду по городу, слышу — стреляют. Так хорошо стало — я дома», — рассказывает подружкам девчонка-тинейджер, вернувшись в Донецк после недолгого отсутствия.
Последняя новелла в фильме самая страшная, хотя внешне она без войны. И снята она как идеальный хоррор — хотя, по сравнению с другими, в ней ничего чудовищного (внешне) и не происходит. Просто девушка едет по сельской дороге (но у нас «Погані дороги», помните?) и нечаянно сбивает курицу. Девушка переживает, предлагает хозяевам заплатить за потерю курицы. Те сначала удивляются. А затем постепенно, слово за слово, расчеловечиваются.
Kyiv Daily поговорил с Натальей Ворожбит о ее работе над фильмом.
Что ты ответила бы тем, кто сравнивал бы твой фильм с «Донбассом» Лозницы или «Школой номер 3» Георга Жено и Елизаветы Смит? — с формальной точки зрения — это тоже несколько героев, набор историй.
— «Школа номер 3» – документальный фильм. Тут нечего и сравнивать. И там не новельная структура, просто много героев. Я работала на этом проекте драматургом, может, поэтому мне сложно увидеть хоть какую-то связь, кроме того, что у меня есть новелла о подростках.
С Лозницей у меня принципиально разный взгляд на героев и реальность. Сергей наблюдает за ними с позиции творца, часто с отвращением и осуждением. Его реальность более утрированная, герои гротескные. На меня «Донбасс» произвел сильное впечатление, но я точно не была под его влиянием, моя пьеса уже была написана в тот момент. Насколько я знаю Лозница не ездил на Донбасс, он вдохновился роликами на ютьюбе, это позволило ему остаться отстраненным и в этом сила его высказывания.
Мне не удалось отстраниться, я там вместе с ними, с моими героями и мне сложно быть безжалостной к ним, в этом тоже наверное своя сила.
Как ты определяешь для себя главную мысль фильма? Можно ли определить ее как следующую: женщина (женщины) и война?
— Да нет, пол не имеет главного значения. Про людей в драматических обстоятельствах войны. Про разрушение нормы, про дегуманизацию и про неистребимое желание жить и любить, особенно на войне.
Там мужчины, женщины, старики и подростки. Наверное, когда в фильме про войну в принципе появляются равнозначные мужским женские персонажи кажется, что это фильм про женщин, так как обычно это — мужское кино. Хотя на международных фестивалях невольно начинаешь спекулировать на женском взгляде, потому что тренд. В Венеции слышала такие разговоры: ей точно дадут главный приз, потому что она женщина. Но у нас пока все стабильно в этом смысле, если нужно будет выбрать между двух сильных произведений, то отборщикам сильно облегчит выбор если это мужчина и женщина — неизменно выберут мужское.
Есть ли фильме герои, которые думают и говорят как ты? Как тебе удается избежать этого «свой—чужой»? Назидательности, пафоса… всего, что проломится как обязательно в кино про войну.
— Меня об этом уже спрашивали, я задумалась и оказалось, что я прежде всего выступаю с позиции жертвы. Разумеется, моя работа заключается в том, чтобы ставить себя на место каждого персонажа. Но первый персонаж, на чьем месте я оказываюсь – это жертва. Мною движет страх, мысль, как я себя буду вести, если окажусь в подобных обстоятельствах, как я буду выживать и защищаться. Или не буду, как в новелле про курицу, потому что так же, как и героиня, я до последнего не смогу поверить, что люди могут быть такими чудовищами.
Хотя в первой новелле я скорее командир, чем директор школы, потому что задача командира сложнее – не воспользоваться силой и властью, увидеть человека в потенциальном враге.
Пафоса и назидательности можно избежать, когда ставишь себя на место другого и смотришь на себя с его места.
Как тебе удалось отдельные истории так убедительно объединить, это ведь не только переход из одной истории в следующую и возврат?
— Мне нравится сплетать истории, но не очевидной сюжетной аркой, не одними и теми же персонажами, а деталями и смыслами. Кулончик, курица, девочки, дороги.. Это все разные кулоны, курицы и девочки. Но мне хотелось показать, что это не отдельные частные неповторимые истории, а что это движущаяся по всему Донбассу энергия ошибок, отчаяния, стереотипов и страха, которые множатся, повторяются и это самое печальное.
Что из пьесы и спектакля в постановке Тамары Труновой не вошло в фильм? В работе над фильмом спектакль вам мешал или помогал?
— Я не видела спектакль Тамары, не мешал, ничего не вошло, очевидно. Из пьесы: которая была в основе сценария, не вошла одна новелла – большой женский монолог, он тянет на отдельно кино.
Исполнители главных (ну — главных) ролей — театральные актеры. В кино это мешало?
— На определенных этапах мешало. Но всегда наступает момент усталости и тогда театр уходит, как наносное и неестественное, особенно когда скоро рассвет (закат) и позади десять дублей. А иногда театр даже и не начинался, потому что артисты быстро понимали правила игры. Лучше театральный опыт, чем сериальный – такое мое наблюдение. Многолетнее существование в сериалах оставляет неизгладимый отпечаток на артисте. Не на всех, наверное, но это проблема.
От режиссера, снимающего кино о войне ждут патриотизма, ты рассказала историю (истории) максимально отстраненно, обобщенно — и они стали притчами, и так делают больнее — ты не кинорежиссер, где ты этому научилась.
— Я патриотичный человек, любящая мать и сознательная гражданка, но когда я пишу, снимаю – я прежде всего отвечаю за художественное произведение, за его правду. Поэтому 14 летнюю актрису заставляю в кадре курить, пытаюсь понять логику и мотивацию садиста и насильника, вскрыть язвы украинской армии и нашего менталитета и так далее. Отстранение как раз это когда делишь людей на плохих и хороших, когда пишешь-снимаешь ради четкой внятной мысли, которую хочешь проиллюстрировать и донести зрителю. А когда ты погружаешься в человеческие истории, то отстраниться уже невозможно, персонажи рождают новые смыслы в процессе, ведут тебя и заводят не туда, где понятно и удобно.
Учит жизнь, как правило, и многолетнее существование в шкуре драматурга. Я пишу пьесы с 19 лет, писать пьесы – это создавать миры и работать с конфликтами. Режиссура — это просто следующий шаг, прекрасная возможность визуализировать то, что уже сварилось в твоей голове.
Не вопрос даже. Ремарка: освещение — поклон от меня оператору и всем, кто отвечал за свет в фильме — в каждой новелле это помогало, делало все истории — общими.
— Да, мне очень повезло с командой – начиная от поверившего в меня Юры Минзянова, и, конечно, Вова Иванов, прекрасный талантливый оператор, который был надежным плечом, соавтором, и, надеюсь, останется им в работе над следующей картиной.
Текст: Вика Федорина
Фото: Владимир Шуваев
