Не все йогурты одинаково полезны. А композиторы? Чему мы можем у них научиться? Нравится картинка в начале статьи? Это логопедические инструменты. Помогают говорить. Не выговариваете что-то? Печально, ведь язык — выразитель смыслов. Сегодня будем извлекать смыслы с ещё большей яростью, чем обычно. Специальный выпуск!
Напомню, в середине марта в Украине объявили карантин. Буквально через несколько дней я договорился с Kyiv Daily публиковать каждую пятницу статьи о, как правило, живущих, или, по крайней мере, не утративших своей актуальности композиторах, представление о музыке или творческих принципах которых может быть интересным и приятным. Статьи предназначались не столько для «внутренней» аудитории, не столько для композиторов и музыковедов и исполнителей, занятых в этой индустрии, сколько для «внешних» кругов, широту которых ещё, надеюсь, предстоит измерить будущими активностями.
К моменту частичного снятия карантина — 25 апреля в Киеве пустили метро — были опубликованы девять статей. Коронавирус не побеждён, самолёты пока не летают, культурные индустрии сотрясают скандалы, тревога за будущее нисколько не снижается. Мы уже не в аду, но ещё даже не в чистилище. Это, кажется, хороший момент, чтобы разрешить себе короткую рефлексию: чем же занимаются современные композиторы в целом, какие приятные сюрпризы от них можно ожидать, какова логика смыслов в их практиках. С кем они, мастера культуры, короче говоря.
За прошедшие годы великих технических изменений, — таких, как фиксация, воспроизводство и обработка информации, ускорение передвижения, делегирование многих прежде ручных функций машинам, — прежние значения композиторского ремесла, прежняя композиторская власть стали ненужными и невозможными. Прежде всего подорвалась база бытового музицирования: рядовым жителям-неспециалистам стало не нужно ходить на соответствующие концерты, покупать ноты, учиться играть на инструментах. В индивидуальных и коллективных практиках прослушивания композиторскую музыку вытеснили другие форматы. В бытовых песенных и танцевальных культурах функция авторов полностью перешла диджеям и саундпродюсерам.
Частично сохранив сложность высказывания, многослойность смыслов, композиторы переключились на обслуживающие и второстепенные функции в других медиа: театр, современное искусство и кино. В то же время в разных странах по разным политическим и экономическим причинам вузы продолжают выпускать специалистов-композиторов, государственные и иные институции проводят фестивали и концерты; композиторскую музыку осмысляют наука и медиа. Строго говоря, фундаментальная традиция академической музыки не прервалась.
Ради чего? Что мы — широкие заинтересованные массы — можем от этого получить, из этого извлечь? Чем эти сто с лишним лет занимались новые бахи и шопены, вагнеры и шостаковичи? В медиа есть жанр: полезные свойства тех или иных ягод, овощей, фруктов. Кликбейтовые баннеры: принимая всего лишь столовую ложку обычного советского… Вот в таком духе попробуем извлечь экстракт из композиторских поисков. В этой статье — 5 смыслов с соответствующими примерами. Через неделю ещё столько же.
Акустическая музыка производится физически существующим объектом (рояль, скрипка, голос) со своей структурой, семантикой, внутренней картой. Композиторы полюбили переизобретать, переоткрывать эту карту. В их композициях и практиках мы видим новую телесность, новое отношение к рутинным процессам. Это ключ к новой оптике на своё тело, свою комнату, свои ежедневные маршруты, свои фокусы внимания. Пример: композиция для ударника Mani. Δίκη (2012) современного итальянского композитора Пьерлуиджи Биллоне (1960 г. р.). Отношения с инструментами тут — танец и эротическое взаимодействие, ласка и жёсткое вмешательство, чёткие графические жесты и тихое терпеливое вслушивание.
В музеях в последние десятилетия появились версии картин и скульптур для незрячих, — возможно, вы замечали, — можно потрогать рельеф. Слух тоже может «трогать»: речь об ASMR. Близкорасположенные микрофоны и гладящие звуки создают чудеса мурашек по коже. Звукоизвлечение и слушание стало во многом тактильной практикой. Пример: фортепианная пьеса guero (1970) немецкого композитора Хельмута Лахенманна (1935 г. р.). Тут сложно разделить аспекты соприкосновения, движения, звука — они сливаются в синкретическое и чувственно неразличимое явление.
В целом слушание музыки — один из самых физически и интеллектуально пассивных процессов, что создаёт отличные предпосылки для сосредоточения и медитации. Тут могли бы быть самые разные классические примеры от Кейджа до Брайана Ино, от Мортона Фелдмена до Джеймса Тенни, но вместо этого предложу немного неожиданное: фортепианную пьесу «Ярило» (1981) самобытного российского композитора Николая Корндорфа (1947-2001). Музыка сложная и даже иногда агрессивная, но её суть — достижение абсолютного покоя и света через солнечные блики, солнечную бурю, солнечное испепеление и, в конце концов, солнечное же тепло. Рояль немного препарирован, по ходу дела превращается по фактуре во что-то типа колокольной звонарской установки, а в конце к нему даже присоединяется плёночный лупер.
Если в предыдущем примере вам показалось, что медитация делается как-то слишком жестоко, предлагаю вам следующую буддистскую притчу: Однажды Байчжан шёл вместе с Мацзу по дороге и услышал крик гусей в небе. Мацзу спросил: «Что это?» Байчжан ответил: «Это кричат дикие гуси». Через некоторое время Мацзу спросил: «Куда они летят?» Байчжан ответил: «Уже улетели». Мацзу повернулся и скрутил Байчжану нос. Байчжан закричал от боли, а Мацзу сказал: «Ты ещё говоришь, что уже улетели!» Услышав эти слова, Байчжан пробудился. И это буддизм. А Ярило, думаю, обращал к своей вере методами более бодрыми, чем скручивание носа.
Человек вышел за пределы антропоцентризма. Мы защищаем права животных, задумываемся об искусственном интеллекте, препарируем организмы на генетическом уровне и начинаем сомневаться в том, кто управляет нами — президенты, транснациональные корпорации или нейросети, анализирующие большие данные. Сериалы всё больше разбирают интеллектуальные и ментальные битвы роботов: люди на обочине. Логично, что тема роботической логики и машинного Чужого заботит и композиторов; в своих композициях и импровизациях они работают с этим как метафорически, так и вполне инструментально, концептуализируя непредсказуемость и инаковость. Чешский саундартист Петр Валек делает милые скетчи на тему: посмотрите на трогательных рукотворных существ!
Человек бессилен перед силой музыки. Попробуй-ка критически отнесись к воздействию массы волн, цунами колебаний, в которых нет ни слов, ни визуальных символов, ни движущихся объектов-тел: тяжело проанализировать, сложно отстраниться, невозможно игнорировать. Авангардная композиторская музыка, прогрессивный рок и различного рода экспериментальные и радикальные направления (например, нойз) во второй половине двадцатого века активно с этим работали. В качестве примера психоделической функции музыки, фантастического путешествия, невозможной логики предлагаю оперу итальянца Фаусто Ромителли (1963-2004) «Индекс металлов» (2004). Здесь магма плавящегося электрогитарного звука, примочек с обработками, эффектами, совмещается с агрессивной и мощной композиторской работой. «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» или чего кислотнее, выраженное в музыке.
Не все композиторы одинаково полезны. Но они стараются. Это был первый специальный выпуск о смыслах современной композиторской музыки. Через неделю будет второй: поговорим об авторе как носителе травмы, работе со временем и драматургией, о ностальгии и призрачности и о возросшей значимости визуальной нотификации (партитур). А ещё про танцы!
Алексей Шмурак
