«Дикое поле» — скорее всего, лучший отечественный фильм этого года. К сожалению, это не такой уж большой комплимент на фоне остального отечественного кино.
Фильм аккуратно, дословно и тихо переносит на экран текст романа Жадана, не пытается стать блокбастером и ответом сразу на все вопросы современности, фильм — о той истории, которая осталась в прошлом, в 90-х. Но, может быт, если мы вглядимся в него повнимательней, поймем что-то о себе в настоящем?
После премьеры Kyiv Daily поговорил с Алексеем Горбуновым, который сыграл в «Диком Поле» роль Пастора: что он думает о фильме «Дикое Поле», украинском кино, настоящем и будущем. И Киеве, конечно.
Я фанат «Ворошиловграда». Книжку давно прочел, в первый раз еще в Москве, по-русски. Потом, когда приехал в Украину, и работал на Радио Аристократы, Ладыгин мне сказал: «Прочти на украинском. Кайф книги в украинском языке». Я прочел, и действительно — там русский, украинский, суржик — все намешано, как в жизни. И в книге это обретает дополнительный, какой-то гоголевский смысл. Жадан младше меня лет на десять, мы жили примерно одинаково, такие же типажи окружали и мое детство.
Моя мама из Луганской области, из Перевальска, дед у меня шахтер, он похоронен в Перевальске, это сто километров от Старобельска, где мы снимали «Дикое Поле». На съемках я видел дорожную табличку «Перевальск», — там проходило мое детство. Летом я жил у бабушки, я помню эти терриконы, запах угля, старые конки, шахтерские каски, в поселках все — шахтеры.
Когда я приехал на съемки, многое вдруг вспомнилось из детства, на уровне подсознания. Но еще и на фоне войны, и всего того, что с нами происходит. Я вдруг вспомнил поезд, на котором мы с мамой приезжали в Ворошиловград, садились в троллейбус, и где-то 30-40 километров ехали через маленькие городочки: Перевальск, Коммунарск, Комсомольск. Везде — шахтерские поселки. И этот троллейбус, и запах угля, и эти холмы, и это солнце в зените.
Летом там всегда было жарко, дико жарко. Я не мог понять, почему. И этот жар оператор Михальчук смог передать. И всю атмосферу этого места, и типажи людей.
На съемках «Воршиловграда» я хоть Украину увидел. Не снимают ведь ее: в кино и сериалах одни кабинеты, какие-то менты, машины, с*ка, какие-то торговые центры.
«Дикое Поле» — это крутое кино, и А — это кино, Б — Лодыгин молодец, при том, что он дебютант, он оставил весь мат и оставил суржик, и русский, и украинский. Я представляю, как его долбили.
Чиновники ведь ничего о кино не знают, абсолютно. Цифры они знают, кино — нет, что нужно людям — они тоже не знают. Поэтому и фильмы такие… Я снимался в очень хорошем кино, мне есть с чем сравнивать.
Нам важно показать миру, кто мы. Говорящие на разных языках, умирающие за свою страну разные люди? Поэтому я очень переживаю за «Дикое Поле» — это первое кино, которое хоть как-то транслирует, кто мы, что мы за люди.
Одновременно с «Диким Полем» вышел фильм «Бюро легенд», четвертый сезон. Вся Франция сейчас смотрит «Бюро легенд», это один из самых популярных сериалов. Я играю в нем полковника ФСБ, некто Карлова, у меня в нем достаточно большая роль, моя история начинается с третьей серии. За пять лет эти две — единственные роли в кино, где я участвовал как актер.
Я снимался с великими актерами. Встреча с Янковским перевернула мою жизнь. Я снимался в картине «Филер» у киевского режиссера Балаяна, у меня была большая роль. И с Олегом Ивановичем Янковским прожил два месяца, вот так просто. И он научил меня очень многому. Я уже не говорю о том, что работал с Джигарханяном, с Гринько, с Олялиным, что мой учитель — Кость Петрович Степанков. Я одиннадцать лет на киностудии Довженко работал, застал всех.
Поэтому я переживаю, когда смотрю, какое убогое сегодня снимают кино. Талантливым жрать нечего, а убогие снимают кино.
У нас такая национальная забава: гандошить лучших, а серых выпячивать. Это еще со времен киностудии Довженко, где я работал, идет.
Лобановский стал лучшим тренером мира, потому, что Щербицкий любил футбол, футболу была открыта зеленая улица, и «Динамо Киев» до сих пор — легендарный клуб. Мы пацанами смотрели, как Блохин играл, как Мунтян и Веремеев играли, Рудаков на воротах стоял. Легендарные футболисты, и любой пацан мог подойти, — тогда фотоаппаратов не было, — просто руку им пожать, спросить что-то. Поэтому Лобановскому памятник стоит. Он — лицо Киева, лицо Украины. И кино мы хотим такое, как «Динамо» Лобановского.
А у нас до сих пор о Богдане Ступке нет ни одного фильма, это нормально? У меня вопрос ко всем министрам — это нормально?
Это все звенья одной цепи — поэтому и кино нет, поэтому и театра нет (или не слышно), поэтому радио слабенькое. 20 станций — слушать нечего. Я проработал на радио всю жизнь. Я веду программу на радио, в Одессе, станция 102,7 «Перше міське». У меня достаточно популярная программа.
Я даже не был на премьере «Дикого Поля», у меня все время какой-то загон: съемок нет, и поэтому концерты, концерты, концерты. Иначе мы не выживем. Спасибо близким друзьям, которые мне помогают. Витя Гордеев дал денег на фильм «Травень», режиссер Виктор Придувалов, скоро мы его увидим.
С группой «Грусть пилота» мы сейчас пишем третий диск, «Амстердам». За это время у меня был опыт работы с режиссером Алексеем Коломийцевым — мы ставили оперу по футуристическому «Ночному обыску» Хлебникова, спектакль назвали «2014». Это было круто, жаль, что мы сыграли его всего пять раз.
Сейчас играем «Черную Шкатулку» по Людвику Ашкенази и камерный концерт «Высоцкий» в галерее «Высоцкий» на Воздвиженке.
Мы открыли на YouTube канал, так и называется, «Грусть пилота». Начнем снимать «Кухню» — прямые трансляции, стрим. Это будет беспроигрышная история: старая советская кухня, гитары, микрофоны — как раньше было, и мы говорим о том, как раньше жили наши родители, мамы, папы, бабушки, дворы-соседи-коммуналки. Что такое двор, как выглядела парадная, что лифтов не было, как мы лампочки выкручивали из парадняков. Короче, вся жизнь наша, смотрите скоро «Кухню с Грустью пилота».
«Я хочу делать «Последнюю ленту Крэппа» по Беккету, я хочу играть в современном театре, и не понимаю, с кем это делать.
На весну у меня есть пара проектов с молодыми. Один проект — съемки комикса, который написал режиссер (еще он снял наш клип «Амстердам»), он ищет деньги на съемку, мне с ним интересно, а о второй истории пока не хочу говорить — она совсем крутая, чтобы ничего не слетело.
Я мечтаю работать с молодыми. Есть хулиганы Optimus Gang, год с ними работаю. Мои лучшие комедийные роли — в их маленьких 3-минутных роликах. Я в кино такого не играл, очень люблю черную комедию и никогда не получалось в кино сделать то, что они позволяют. Мат-перемат, снято на мобильный, все очень непричесанное. Но это же надо уметь работать! Артистам, которые меня чмырят: «ты ж народный артист, чего ты пошел к этим аматорам, какие-то студенты, ты что, сумасшедший?, — я говорю: «А вы попробуйте, артисты народные, встаньте рядом с пацанами в кадр, я хочу органику вашу увидеть. И скажу: «Мотор!», и вы попробуете с ними сыграть». С ними ты либо вписываешься в жанр, либо ты хоть убейся. И деньги ни при чем, и звания ни при чем. А у нас КВНщики снимаются в кино, эстрадные звезды какие-то снимаются в кино, а эти гении бегают где-то в подвале, театры делают.
Молодым я отдал бы все — театр и кино. Они все знают, их не надо трогать, они кино умеют снимать, и в театре они знают, что делать. Им подсказать надо чуть надо, просто направить. Как нам, не травмируя нас советские актеры подсказывали очень деликатно: «Тут не спеши, тут — пауза. Кино, это очень выразительно, когда молчишь». Мы же с ними сразу играть начинали. Мы знали, что такое крупный план, средний план, что такое общий план, когда можно пластику включать. Это же целая наука. Понимаешь, время идет, никому ничего не передаю. Я, бл*ть, ни одни курсы не веду, никого не учу, не читаю мастер-классы.
https://youtu.be/uVzUlt2y4Ds
У меня очень мало работы в кино. Ты понимаешь, в каком я п*це?! И только те, с кем я вырос, мои друзья, помогают и дают денег — то на кино, то на диск, то на прочее. За что им благодарен, всем и каждому, курсивом: Вите Гордееву сердечное спасибо. Сереже Тарасову, Китайцу, и Вадим Борисычу, и Жене и Сереже, магазин «Остров». Пацаны мне для кино много шмотья дают и помогают, знаешь, вещи такие… я же старый фарцовщик. Сам факт, что они на Русановке, на моем родном районе, самый лучший магазин Киева открыли, и он столько лет держится! И это бренд, который уже все знают. И лох туда не ходит потому что это не массовая история, это для тех, кто понимает. Вот я и кино хочу такое, и театр, как магазин «Остров».
Я коренной киевлянин, я не понимаю, где родились эти люди, которые строят дома на Ярвалу. Где они, б*ть, родились? Было ли у них детство, коммуналки, дворы? Вот это: двор на двор, район на район, они цепи снимали, б*ть, велосипедные, бились, — левый берег на правый берег? Они знают что это, б*ть? Думаю, если бы знали, не строили бы никогда таких домов. Все это одна система, понимаешь? Вместо того, чтобы кино снимать — х*ат дома. Вместо того, чтобы стадионы строить — строят дома.
Cады надо разбивать, м*ки, через 10 лет сад будет дороже любого их дома. Это же понятно, б*ть. Воздух будет стоить бабок, чистая вода будет стоить бабок. Нет, дома строят.
Строительные краны напоминают мне кресты на могиле родного города. Я больше не могу снять Киев с высоты: Лавру больше нельзя снять, только кусочек, а чуть-чуть поднимаешь над Печерском дрон — и там одна стройка, б*ть. И эти краны.
Мое детство, ты знаешь, что такое мое детство? Это Русановка, купол Лавры и все остальное — зеленое. У меня такая картина детства: Русановка, мы плывем на Гидропарк, переплываем с пацанами, вещи в кульке (показывает), одной рукой, как Чапаев, — а мы все смотрели фильм «Чапаев», — кулек держим, другой — гребем, еще и на скорость, кто первый приплывет. И всюду зелень.
«Графиню де Монсоро» мы снимали в Праге, это второй зеленый город, который я увидел. Они очень похожи с Киевом — каштанов много, в Праге есть прямо куски Киева. Недавно был в Праге — не изменилось ничего. Ну, может три дома построили, максимум. Я не видел кранов даже в Берлине, хотя Берлин очень растет и активно строится.
Мой Киев — он без строек. Мой Киев — это институт на Ярвалу. Мы берем сухаря, у нас стипендия была, не помню, рублей 40, и вот мы курсом берем сухаря, алиготе и рислинг, бутылок 15. А гастроном был на Ярвалу напротив театрального института.
Мой Киев — это май месяц, стипендия, солнце лупит во всю, мы готовимся к экзамену, но перед этим обязательно нажираемся на Поскотинке и пешком идем в нашу общагу, рядом с улицей Соляной. Причем там была общага театрального, консерватории и, кажется, художников.
Мой Киев — это когда на Куреневке, как в Одессе, в три ночи у бабушки самогон покупали, буряковку эту, с*ка. В три ночи там делаешь три удара — платишь рубчик. И вот мы догонялись в три ночи, мы знали все проходняки, знаешь, было много очень проходных дворов в Киеве, прямо — дворы-дворы…
Мой Киев — это проходные дворы, солнце и зелень, тотальная зелень. Вот это — мой Киев. И Птичий рынок, там жизнь проходила. Знаешь, мы ездили «Динамо Киев» смотреть, а по воскресеньям — на птичий рынок. Хомячки, попугайчики, рыбки — все держали, сухой корм покупали, эту х*ню всю, серебряные монеты чистили в аквариум. А еще живой корм, ездили на какую-то нычку за живым кормом.
Надо отдать должное режиссеру Вите Придувалову, когда мы «Травень» снимали, он мне показал такие дворы, в которых я не был лет 40. Придувалов знает в лицо каждую подворотню. И он заново открыл мне тот Киев, который я забыл, или думал, что забыл, и что его давным-давно нет. Эти старые дворики, которые остались в центре, прямо напротив ЦУМа, ну, и, конечно, на Бессарабке.
Я помню, как мы ходили на Бессарабке… вино ж можно было попробовать, 10 копеек стакан вина стоил, с*ка. На рубль ушатывались так, что просто караул.
У меня с Киевом связано то, чего уже нет, атмосферы той уже нет, птицы по-другому поют, машин было меньше, воздуха больше, небо синее. Наверное, это просто память детства, у каждого поколения свое детство. Мы на улице выросли, во дворах. Двоечники были, хулиганы, комсомольцев не любили. Любили футбол, любили нормально драться, и за слова отвечать. Русановка, Паскот, Птичий рынок, стадион Динамо.
Текст: Вика Федорина
Фото: Катя Кондратьева
На Алексее шляпа и водолазка из магазина «Остров».
