Игорь Померанцев ко Дню режиссера.

В августе 2015 года вместе с украинскими коллегами я снимал в Харькове фильм о военных психологах и их работе. Психологов мы нашли, их подопечные — трижды раненый разведчик, бывший военнопленный и донбасская переселенка — согласились говорить на камеру о своих проблемах. Оставалось лишь снять хотя бы две-три минуты атмосферы прифронтового города. 

Харьков живёт параллельными жизнями: летней праздной и едва заметной военной. Более ста тысяч беженцев стараются не бросаться в глаза, хотя очереди за пособиями видны невооружённым глазом. Военный госпиталь за год с лишним «пропустил» более десяти тысяч солдат, и многие из них вернулись не домой или на передовую, а на кладбища своих сёл и городов. Эту зону беды, физического страдания, тревоги за стенами казарм и военкоматов снимать запрещено. Вместе с режиссёром фильма Лидией Стародубцевой мы пришли в госпиталь с маленькой камерой, чтобы навестить раненого бойца. Иначе нас не пустили бы. Да, мы принесли бойцу фрукты и воду, но втайне, нарушив правила, сняли дюжину одиноких костылей, пустые инвалидные кресла-коляски в коридоре, силуэты курящих во дворе больных.

Культура на войне — это сбоку припёка. Она воровато запускает руку в чужие раны. Один из офицеров, военный врач, рассказал, как ехал со своей ротой на КАМАЗе, и как они попали под обстрел. Дело было зимой. Рассказчику повезло: его даже не ранило. Но голова его и ноги так замёрзли, что он стучал зубами. Внезапно он почувствовал, что его грудь стала горячей. Он посмотрел на бушлат и увидел, что ему горячо от крови убитого товарища. Этот рассказ ожёг мою память. Я вспомнил стихи советского поэта-фронтовика Ионы Дегена, написанные в 1944 году:

Во время войны культура, волей-неволей, греет руки над чужой бедой. Но у неё есть оправдание. Образы смерти, отчаяния, скорби, запечатлённые поэтом, композитором, художником, могут отсрочить новые бойни, да, отсрочить, но не предотвратить. Какое всё же жалкое утешение!

Игорь Померанцев, 2015 г.