2 ноября в ресторане Barvy откроется выставка Александра Богомаза. Известно, что будет выставлена серия «Город К», о ней Kyiv Daily и поговорил с художником накануне выставки. 

«Город К»  Александра Богомаза — личное, освоенное пространство. Одновременно это пространство формализовано и символично, выросло в некий «всеобщий» городской пейзаж —  это «портрет»  города и места,   это и обобщенный символ постсоветского пространства,  так выглядят множество других домов,  дворов,  детских площадок других городов. В этой серии все так и рифмуется: память и исследование. Частная история и общая, ностальгия и любопытство.  

В Киеве так сложилась —  если художник, то у него за плечами РХСШ, потом Академия, а до школы и Академии — он (или она) — просто сын (или дочь) художника. У вас был выбор становиться или не становиться художником?

— Был. Но у меня тоже папа художник (улыбается).

Я читала про него, кстати,  и смотрела работы, вы очень разные. Невероятно разные.

— Ну да, да. Мы живем в разное время. Но у меня был выбор, папа мне его предоставил. Я хотел быть поваром. Я обожал готовить. Как-то пришел к отцу в мастерскую и сказал: «пап, я хочу быть поваром или художником», а он — обычно молчаливый — посмотрел на меня, продолжил работать и сказал: «ты представляешь — провести всю жизнь на кухне?». На кухне мне не нравилось проводить время, а в мастерской — нравилось. Вот так все и случилось.

Сколько вам лет было тогда?

— Девятый класс.

Ну, в принципе, да, уже понимаешь, чем хочешь заниматься. Переходим к учителям. Что вы считаете своей школой, кого можете назвать своим учителем или учителями? Кто был для вас образцом?

— Я заканчивал институт имени Бойчука. И конечно же, испытал очень сильное влияние Бойчука. Это монументальная школа, монументально-народная школа. Я восхищаюсь народным украинским искусством. Вот (кивок в сторону стены) —  вышивка моей бабушки, это 1961-й год. И этот ковер (жест в сторону противоположной стены), я его спас, во время карантина я ездил по сёлам велосипеде, заходил  в брошенные отрытые хаты. И вот, нашел эту прекрасную вещь. Народное искусство на меня довольно сильно сейчас влияет.

А оно ведь разное очень, —  это и вышивка, и народная икона, и живопись на стекле Анастасии Рак. 

— Да (энергичный кивок).

Мне казалось, что вы работаете с другими сюжетами. То есть  легенда как таковая вам нужна, а тут сказка — совсем другая.

— Сказка другая, но именно ее внешнее проявление  не другое, тоже самое. Окей, здесь своя легенда, да? — (Александр показывает на работу городской серии) — но именно пластический язык этого двора, он родом оттуда. Мне так кажется.

Согласна.

— И это было очень важно для меня в этой серии.

О ваших сериях. Сколько их? Все ли вы любите одинаково? Будете ли вы их продолжать? Будут ли они каким-то образом переходить в друг друга?

— Все серии я люблю одинаково. Их не так много, пастели я взял в руки около четырех лет назад. До того была живопись маслом, вон там табуретка торчит (жест в сторону работы на антресолях), тогда были такие штуки.

Серий было…. честно, я не помню – четыре или пять всего. То есть, относительно немного, все люблю одинаково. В каждой мне удавалось быть честным.

Это важно — быть честным?

— С собой – конечно. В живописи – конечно! В своих устремлениях – конечно. Для меня это очень важно

А что это значит — быть с собой честным?

— Иметь свои ориентиры, взгляды, мысли. Не отвлекаться на чужие мнения.

Ученический вопрос: художник – это итог, или вечный процесс? 

— Нет, мне кажется это не ученический, а глубоко философский вопрос. Мертвый художник – это итог, живой – это процесс. Но мертвый тоже ведь смотря какой… Можно ли Матисса, Бэкона, Бойчука назвать мертвыми художниками? 

Абсолютно нельзя! Мы до сих пор ведем с ними диалог. 

Что вам ближе — монументальное искусство или малые формы? Вы график или живописец?

— Художник. А дальше — какая разница? Раньше я делал живопись, сейчас графику, потом может быть перейду к инсталляции и видео. Ответ – художник.

А у вас есть такое четкое убеждение, чувство границы: вот это что-то – уже не искусство? 

— Нет, у меня таких убеждений нет.

Виктор Сидоренко изучает время. Кто-то — мастер пейзажей, кто-то занимается только натюрмортами, и на чужие территории не заходит. Что — ваша территория? Что вам интересно наблюдать?

— Смысл и эмоции. В двух моих сериях, FEELING и «Город К» — по сути — про смысл и эмоции. Тем не менее – в одном случае это — портрет, во втором — пейзаж. И все равно: смысл и эмоции.

А вам интересно было бы о серии «Город К» поговорить с практикующим архитектором?

— Мы вели небольшую переписку с архитектором О.Д., ему очень нравится «Город К», по крайнем мере, он ничего не сказал, кроме комплиментов. Но мне, пожалуй, было бы интересно поговорить об этой серии с интересным архитектором.

Что служит источником вдохновения художника Александра Богомаза?

— Книг не читаю, наверное, уже года четыре. Я не сказал бы, что много читал. Буквально несколько, не знаю – может, три — «Коран», «Бхагавадгиту» и «Технику живописи» Дмитрия Киплика.  Музыка — хороша для настроения. Мои источники вдохновения – чисто визуальные. Я хожу, смотрю. Еще одна важная штука для вдохновения – разговор. Мне интересно разговаривать! О жизни людей, об их эмоциях, об их опыте, об угасающих стремлениях. Диалог и визуальная его составляющая для меня очень важны.

Вопрос с которого полагалось бы начать разговор – что мы увидим на выставке в «Барвах»?

— «Горок К». Вот вы  спрашивали — буду ли я ее продолжать или будет ли она куда-то перетекать? Все потенции для этого есть. Далеко не все дома, которые меня вдохновляют и восхищают, мне в этой серии удалось показать. До сих пор езжу и  рассматриваю дома и думаю:  «боже, как это  я тебя пропустил?».

А это настоящие, в смысле реально существующие дома, портреты всех этих домов?

— Все это — реальные дома. Ну, почти все. Понятно – с переработками. Вот это — мой двор, вот мои два окна, лавочка на которой все  сидят и курят. Это двор возле Института автоматики, это многоэтажный гараж на Оболони. Это — дом на Оболонской набережной. Это — Демеевская. Вот этот —  я уже не помню где, я его  на половину придумал. Вот этот двор — моя жена ходит на работу через этот двор. Я бы не сказал, что это все — портреты домов. Может быть, по композиции, да, но скорее —  это состояние дома.

И серии могут пересекаться именно таким образом – вот дома, а вот люди, которые в них живут. И это тот смысл, которым наполнена улица.

А там — (жест в сторону стены, на которой висят две работы триптиха) — новая серия, новые идеи. Там пересечений никаких не будет.

Что за серия?

— Эксперимент. Сакральный. Две работы вы видите.  Третью работу я не повесил. Третью работу я покажу… так, стоп, где верх, где низ? Вот верх. Это сюжет «Благовіщення».

А как она придумалась? 

— 4-й год она у меня одна техника – пастель, акрил, бумага. И бесконечное шорканье по бумаге. 

Как появилась идея серии? Ко мне зашла М.Г., увидела старый оклад: «Сашка, у меня есть давняя мечта расписать церковь». Я ответил, что у меня тоже такая мечта есть. У меня это незакрытый гештальт — мой папа расписал церковь. И тем более фамилия у нас — Богомаз. Плюс моя любовь к народной — не к классической-канонической, а именно народной иконе. И я ответил, что вот — у меня тоже есть такая мечта, Марико сказала: «давай вместе». Я просто начал думать в эту сторону, как бы я это сделал. 

Таким образом,  я работаю теперь с этой темой. 

Хотелось бы увидеть выставку этих работ.

— Мне тоже. Ну мне еще год над ней работать. Я только начал, это только третий триптих, есть два, хотите я вам покажу?

Конечно. — И я рассматриваю  триптихи и разгадываю сюжеты. Александр продолжает:

— Я не знаю, как будет развиваться эта серия, она сама покажет. Наверное, это и есть честность. 

Что пожелали бы вы (из своего сейчас) самому себе, ученику художественной школы?

— Делай, что должен.

Никаких пожеланий избежать ошибок? 

— Все мои ошибки привели меня в эту точку, я безумно доволен.  Ошибок было достаточно. От, не знаю, помню как два месяца я сидел, ни черта не делал. И это тоже было хорошо.

У вас бывает боязнь чистого листа?

— Да, часто.

А как ее преодолеваете?

— Работой. Исключительно работой. По-моему, это единственный  ответ.

Я не понимаю людей, которые ждут вдохновения, потому что, аппетит приходит во время еды. Можно ждать вдохновения всю жизнь, а зачем ждать? Жизнь идет и проходит. Это папа меня научил работать.

Можно свести  в буллеты уроки от папы?

— Хм. Самый важный урок, который определил все: пришел в мастерскую, выпил кофе,  встал к стенке, то есть к мольберту, все. Работаешь, и работа тебе подскажет, и аппетит придет во время еды, если не получиться, завтра напишешь другую. А еще очень важная штука, папа говорил: «никогда не жалей краски. Никогда не жалей материала, не экономь». Это тоже для меня очень важно. И еще был урок от мамы, мама мне говорила, что художнику нужно быть самоотверженным — и фанатичным, и одержимым. 

Важный совет от мамы. 

— Мама мудра. 

Она тоже художник?

— Мама работала в музеях, галереях, у нее до недавнего времени была галерея. Я смотрю на свою жену, и понимаю, что у моей мамы была очень сложная профессия —  жена художника. Мама  разрешила мне устроить мастерскую в моей детской комнате. И еще я помню ее лицо, когда зимой, в минус 15, она провожала меня на этюды. С одной стороны, она не может меня удержать дома, потому что художники рисуют, а с  другой стороны, — это ведь минус 15, ребенок пальцы отморозит. 

Ваше пожелание самому себе в будущем, через 50 лет.

— А тут два варианта. В первом варианте, я бы хотел тихонечко-спокойно лежать в земле, зная, что я не совершил большого греха в своей жизни. Второй вариант — мне стукнет 85, и я со своим искусством хотел бы не устареть, а быть способным сделать что-то новое. Но это,  наверное, абсолютно попсовый ответ. 

• Когда: открытие 2 ноября, в 19:15
• Где: Barvy, ул. Мечникова 3.